Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

От грандиозного алтарного образа в Боне перехожу к более скромному триптиху Ганса Мемлинга, созданному двадцать лет спустя (ок. 1472). Он во многом следует рогировскому канону в сокращенном варианте. На центральной части изображено Второе Пришествие. На переднем плане — Архангел Михаил, взвешивающий души на Страшном Суде. В отличие от Рогира, Мемлинг написал Архангела не в литургическом одеянии (фелони и подризнике), а в рыцарских доспехах. Оба мастера, очевидно, в той или иной степени соприкасались с кругами, хорошо представлявшими себе значение михаилической имагинации для наступавшей эпохи в духовном развитии Европы. В образе Архистратига они усматривали два аспекта: священнический и рыцарский, синтеза которых в свое время стремились достичь тамплиеры.

Створки триптиха посвящены изображению конечных судеб человечества: на левой — души воскресших праведников входят в райские врата; на правой — осужденные низвергаются в адскую бездну. Как и Рогир ван дер Вейден, Мемлинг избегает акцентировки ужасов ада. Его интересует, скорее, психологически-пастырское отношение к осуждению грешников. Они представлены — уже и после воскресения — в обычной земной телесности. Только выражение их лиц свидетельствует об охватившем их отчаянии.

Ганс Мемлинг.

Страшный Суд.

Центральная часть триптиха.

Ок. 1472.

Национальный музей. Гданьск

Совсем иной подход встречает нас у Босха. Для него главным остается момент самого Суда, имагинативно представленного в образах душевных состояний. На центральной части триптиха явлен образ Второго Пришествия в сфере Божественного Света, а под этой сферой — мир, горящий в пламени собственной греховности. Для Босха как художника, причастного к эзотерическому знанию, было доступно понимание самой «техники» превращения душевных (астральных) состояний в зримые образы. В известной степени это искусство знакомо каждому человеку, способному подобрать образные сравнения для выражения своих настроений и чувств. Благодаря таким познаниям Босх сумел изобразить неизобразимое, т. е. события, данные в их астральном измерении. Поэтому я и отношу его творчество ко второй ступени символизации: розенкрейцеровской, и в полном согласии с В. В. не усматриваю у Босха действия «духа сюрреализма». Очевидны преимущества босховского метода в сравнении с Рогиром ван дер Вейденом и Мемлингом. Их изображения ада и рая чрезмерно материальны. Тела воскресших людей — это физические тела, вопреки апостолу Павлу, учившему о духовной природе воскресения: «Сеется тело душевное, восстает тело духовное» (1 Кор. 15, 44) и далее: «плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления» (1 Кор. 15, 50). Возможно, что интуитивно ощущая эту трудность, оба нидерландских мастера постарались отодвинуть изображения рая и ада на боковые створки, сосредоточив свое внимание на образе Христа, согласно отработанному иконографическому канону. Босх же реалистически изображал то, что непосредственно своим астральным оком видел сам в своих современниках. В этом заключается секрет убедительности его адских образов в отличие от других нидерландских мастеров, даже несмотря на непревзойденное художественное совершенство их произведений. Поэтому я никак не могу отказать Босху в глубоком понимании апокалиптической мистерии.

С наилучшими пожеланиями всем читавшим это письмецо В. И.

Дух сюрреализма. Письмо пятое. Несюрреалисты XX века

375. В. Бычков

(06.10.15)

Дорогие друзья,

хочу начать письмо, которое заведомо в ближайшие дни не смогу закончить. Взял небольшой отпуск и послезавтра собираюсь отправиться на недельку в Италию. Хочу подышать воздухом римской древности, раннего христианства и могучим духом флорентийского Ренессанса — побродить по любимым музеям Флоренции. Это, как вы знаете, активно подпитывает дух и реанимирует душевные силы, дает новые импульсы духовному творчеству. В данном случае я не говорю о главном — эстетическом опыте, который применительно ко мне всегда подразумевается, ибо является основным для меня в любом деле.

Тем не менее, я решил хотя бы начать это письмо, так как собирался писать его еще до поездки в Португалию сразу по окончании 4-го письма о духе сюрреализма, но тогда не успел, а в сентябре закрутили какие-то срочные дела, так что до сегодняшнего дня так и не взялся за него. Сейчас, собирая чемоданчик для итальянской поездки, решил все-таки кое-что накидать для памяти, чтобы сразу по возвращении дописать и вернуться к подготовке второго тома «Триалога» к печати. Там работы еще непочатый край, хотя Н. Б. уже многое сделала, Вл. Вл. тоже завершил свою часть, но моя пока еще слабо продвигается. Письма о сюрреализме существенно затормозили работу над ней.