Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая полностью

Многие авангардисты и близкие к ним художники того времени нередко сами пытались использовать визуальную лексику детских рисунков, да и рисунков больных людей. Миро в этом плане был одним из самых последовательных (наряду с Клее, конечно). Но как он ее использовал! Ничего детского в его рисунках уже нет. Это высокохудожественная стилизация под детский рисунок, выполненная, как правило, характерным для сюрреалистов методом «психического автоматизма» — одним мгновенным росчерком тонкой кисточки.

Интересно, что использование стилизованной детской визуальной наивной лексики позволило каталонскому сюрреалисту, увлекавшемуся, как и все его коллеги по направлению, учением доктора Фрейда и его словарем сексуальных символов, фактически снять прямолинейную фрейдистскую символику и брутальную либидозность, сублимировать ее в сферу мифогенного Эроса как творческипреображающего начала Универсума. Можно привести ряд интересных примеров этого типа изображений из разных периодов творчества Миро, о ней немало написано искусствоведами, но все-таки не она преобладала в его живописи и, главное, не с ее помощью выражался дух сюрреализма в его работах. Поэтому я оставляю ее в стороне.

Так в чем же все-таки и где с наибольшей силой он выражен Миро? В чем его специфика?

Отчасти я уже попытался показать ее всего на одной работе. Попробую, однако, развернуть этот разговор, созерцая и другие его полотна. Ретроспектива Миро в Альбертине имела тематически-смысловое название «От земли к небу». И в нем есть, конечно, глубокий смысл. На обложку каталога вынесена в качестве выражения этого смысла одна из ранних картин Миро «Пейзаж с петухом» (1927). Символ весьма выразительный и достаточно прямолинейный. Нижняя половина полотна закрашена теплой охристой краской, верхняя — темно-синей. Очевидные земля и небо. Почти в центре картины от земли к небу тянется в духе детского карандашного рисунка паутинка лестницы, завершающаяся в самом верху неба двумя черными кружками (упирается в край неба). Слева на земле таким же детско-рисуночным способом изображено колесо. По земле разбросано несколько черных пятен. На правом краю картины на границе земли и неба с черного камня пытается взлететь в небо игрушечный (в виде детской игрушки) петушок без крыльев, но с роскошным хвостом. Он устремлен к некой биоморфной горизонтальной фигуре, уплывающей от него как облачко в левом верхнем углу.

В картине много пространства. Холст длиной почти в два метра и высотой метр тридцать минималистски, если так можно выразиться, заполнен. Основную поверхность занимают большие и почти равные плоскости земли и неба. Фигурки петуха и био-облачка по сравнению с ними малы, лестница и колесо, прочерченные тоненькими паутинными линиями, почти незаметны. Это одна из немногих картин, где господствует Пустота, которой в каталоге посвящена отдельная статья «Совершенная пустота» («Vollkommene Leere»), и художественному осмыслению которой немало внимания уделил сам Миро, особенно в поздний период своего творчества. Здесь перед нами первый подступ к этой Пустоте. И он, нужно признать, удался художнику: образ Пустоты как некой первоосновы бытия, его глубинного потенциала. Фактически на картине нет ни неба, ни земли в нашем понимании. Цветовые указания на них — лишь поверхностные и даже абсурдные намеки. Детско-рисуночные колесо и лестница только подчеркивают абсурдность этого предельно условного пейзажа, как и все остальные пятна и фигурки, если подходить к нему с мерками обыденного сознания. Нам явлена та Пустота инобытия, которую поздний Миро осмыслит голубым цветом бесконечных плоскостей, но пока он только ищет к ней подходы. И явление ее в этих подходах явно пугает его своей бездной неизвестности, которая оборачивается у него тревожным духом сюрреализма. Им и дышит это минималистское полотно.

Хуан Миро.

Пейзаж с петухом.

1927.

Частное собрание.

Базель

Ощущением тревоги, беспокойства, даже трагизма пронизаны многие полотна Миро зрелого период (30–60-е гг.), и прежде всего в этом я усматриваю особенности его духа сюрреализма. Открывшаяся в «Пейзаже с петухом» неизведанно таинственная Пустота очевидно напугала Миро, и он начал заполнять ее бесчисленными абстрактными, полуабстрактными, био— и антропоморфными фигурками, формами, феноменами (30–40-е гг.), подобиями архаических иероглифических знаков (более поздний период), но они только усиливали ощущение этого грозного фона, глубинной подосновы нашего (или иного?) бытия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное