Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

При этом нельзя не заметить определенной противоречивости в его метафизике искусства. Несмотря на постоянное выдвижение в теоретических суждениях на первое место почти классической эстетической теории, в которой приоритетным является именно художественное выражение, на практике, в своих конкретных анализах крупнейших произведений действительно высокого искусства он вольно или невольно отдает предпочтение рассудочно-аналитическому, нередко предельно субъективному толкованию реальной, а часто и надуманной символики этих произведений. В древней дохристианской мифологии усматривает прообразы христианско-католических идей и мифологем; в шедеврах европейского искусства ищет те эзотерические слои, о которых, возможно, даже и не подозревали их авторы, да, не исключено, что их там и вовсе нет. Между тем именно эта эзотерическая метафизика искусства Сара Пеладана увлекала многих французских, да и не только, символистов. Некоторые из них видели в нем своего рода гуру от искусства. И нужно признать, что искушенность в мистико-эзотерической сфере, стремление проникнуть в тайный символический смысл классических шедевров придают эстетическим исканиям этого артистического мистика, а иногда и мистификатора искусства особый колорит, определяют оригинальность творческой личности Сара Пеладана как одного из значимых теоретиков и практиков французского символизма.

Главное в его творчестве, как мне кажется, заключается в том, что пеладановские эстетика и метафизика искусства проникнуты духом символизма, и в этом их ценность и привлекательность.

На этом завершаю мое разросшееся послание.

Ваша всегда Н. М.

362. В. Бычков

(12.07.15)

Дорогая Надежда Борисовна,

рискуя попасть в басню о петухе и кукушке, не могу, тем не менее, с восторгом не отозваться сразу же по прочтении на Ваши оба письма об эстетике Пеладана. Вместе с когда-то полученным письмом они составляют прекрасную монографию об эстетических взглядах и причудах этой парадоксальной личности. Думаю, что они внесли не только существенный вклад в нашу триаложную переписку, но и весомое приношение в историю эстетической мысли. Эти письма необходимо публиковать в качестве отдельных самостоятельных научных статей. Это очевидно. Не владея конкретным материалом по Пеладану, я с большой пользой для себя прочитал Ваши тексты. А так как я все лето заострен на духе сюрреализма, то даже из Ваших текстов усмотрел в Пеладане некоего предтечу если не сюрреализма в целом, то хотя бы такой его главной фигуры, как Сальвадор Дали. Как Вы думаете?

Однако это так, нечленораздельное выражение первого восторга. Надеюсь, что внимательное изучение всего блока писем о Пеладане даст повод поговорить и более основательно о мистических и эстетических аспектах духа символизма. Полагаю, что и Вл. Вл. подключится к этому разговору. Тем более что он уже обещал это сделать по прочтении Вашего первого письма. Спасибо за прекрасные тексты.

Ваш В. Б.

Дух сюрреализма. Письмо третье. Хуан Миро

363. В. Бычков

(13–21.07.15)

Дорогие друзья,

отправил вам сегодня Второе письмо о духе сюрреализма и застыл в философическом раздумье. Что делать дальше? Ждать ваших реакций на первые два письма и отвечать на ваши соображения (а их я очень жду и надеюсь, что они скорректируют мою мысль и явно дадут новые импульсы к размышлениям) или продолжить монорассуждения, пока нет ваших писем. Ибо лето. Их, возможно, не так скоро и дождешься. Н. Б. еще вся в мыслях о Саре Пеладане обитает на даче без компьютера, Вл. Вл. сегодня отбывает тоже на ближайшую декаду на дачу в немецкую глубинку и не уверен, что там у него будет связь с миром. Да и зачем она на даче, на отдыхе? Я бы тоже не имел ее в подобном месте. Природа заменяет на даче всё. Она в эстетическом и душевно-оздоровительном планах выше всего прочего. И дух на ней подпитывается очень активно. Я с ностальгией вспоминаю свои сидения в Ильинской пустыни в 80–90-е годы. Правда, я там активно почитывал и пописывал, но без всякой связи с миром. Тогда еще не было компьютеров, во всяком случае у меня. И, тем более, на даче. «Апокалипсис» родился и возмужал там, да и немало других работ было написано. Увы, я, кажется, не из разряда тех, кто умеет на даче отрешиться ото всего и только отдыхать. Дачная природа только активнее стимулирует мои творческие процессы.

Между тем мой внутренний компьютер уже зарядился духом сюрреализма и стремится выдавать какую-то информацию. Поэтому я решил без спешки, если возникнут еще какие-то новые более или менее членораздельные мыслишки по разворошенной уже и крайне интересной теме, заносить их в это письмо, не дожидаясь ваших ответов. На них я всегда смогу как-то отреагировать, а джин сюрреализма, как точно определил Вл. Вл., выпущен из кувшина и жаждет…

Сейчас передо мной проблема выбора иного характера.