Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Еще 120 лет назад, в семитомнике «Амфитеатр мертвых наук», Пеладан отнес к последним этику, эстетику и эротику как утраченные тривиализованной, бескрылой буржуазностью возвышенные, свободные от утилитаризма сферы человеческой жизни, обеспечивающие ее полноту, дающие наслаждение. Свое эстетическое кредо он сформулировал в «третьем магическом трактате» — томе «Как становятся Художником. Эстетика», в работах «Введение в эстетику», «О художественном чувстве»; его эстетические взгляды нашли также свое выражение в теоретических трудах, посвященных разным видам искусства, и ряде художественных произведений, что позволяет реконструировать его эстетическую позицию в целом. Убежденный в том, что, современность нивелирует личность, Пеладан призывал познавать прошлое — ведь именно в археологии, ушедшем, мертвом (амфитеатре мертвых наук), содержатся заветы и законы, позволяющие без страха смотреть в будущее. Призывая всегда идти против течения, он усматривал два способа сопротивления современности — культ прошлого и теоретическое абстрагирование. Сравнивая современного западного человека с пассажиром корабля, которым управляют матросы и юнги, осуществляющие маневры ради маневров, но неспособные пристать к берегу, он видит перспективу становления будущего в опоре не на здравый, а на божественный смысл: «Логика, Метафизика, Политика, Эстетика и Гиперфизика — доказательство, свидетельство, проявления бытия Бога». Путь же к Богу лежит через искусство, эстетика заменяет угасающую веру: «эстетика, доселе эзотерическая, демократизируется и заменяет угасающую набожность». Религия представляется ему единственным источником гения этноса, тем ковчегом, из которого изошли все искусства: «Нет религии без тайны, а тайн — без посвященных, мистагогов». У искусства так же, как и у религии, божественная, а не человеческая природа; само человечество — произведение высшего художника: «Эстетика — теория форм, возводящих к идеалу»; искусство — зеркало, отражающее божественное, способ сделать невидимое видимым, оно исполнено мистических тайн: «Искусство — последняя форма религиозности в условиях декаданса; если оно угаснет, гниение усилится» («Упадок эстетики. Ответ Толстому»). В мире, из которого изгнаны Бог, Папа, Король, Искусство и Мысль, искусство, служащее идее и идеалу (а таковым для Пеладана и является искусство символизма), «призвано заменить религию, жажду сакрального, идеала, мистицизма, лиризма».

В одном из своих главных эстетических трудов, «Амфитеатр мертвых наук. III. Как становятся художником. Эстетика», Пеладан выделяет ряд уровней мистического видения в искусстве: аскезу; «воображаемый перенос чувств; абстрагирование пережитого чувства; страстное причастие божественному плану; озарение или вдохновение — источник шедевров и открытий». Мир феноменов для него — мираж, природа — всего лишь тело мировой души, а она — чувствилище ангельского духа. Человека влекут два магнита — природа и потустороннее, идеальное, невидимое; физическое и бессознательное; тень и свет, зло и добро, черная и белая магия, колдовство и мистицизм, волховство и теургия. Человек подобен шкатулке с двойным дном, хранящим алмаз — дух: тело — первая непрозрачная оболочка, вторая же, прозрачная — душа; свет проникает к алмазу через них, и дух сверкает.

Пеладан утверждает сродство религии, мистики, искусства и эстетики. Он ратует за «святую эстетику» — вне государства, политики, денег. Эстетика в его понимании внеисторична («Эстетике чужда ценность документа… Она вне истории. Произведение ценно своей отдельностью, сиянием, а не датой создания».) На этой основе Пеладан дает свое определение эстетики, дистанцируясь от ее традиционного понимания как науки о прекрасном, философии изящных искусств: «Эстетика — искусство чувствовать Бога в вещах: того, кто это чувствует, я называю Художником, Артистом, то есть превосходным, лучшим. Таким образом, предмет возвышается, эстетика становится теологией сердца и вибрации. Я возвращаю возвышенность этой профанированной, светской науке»; подлинная задача искусства — возвышать душу. Эстетику он квалифицирует как науку, основанную на ясных, согласующихся между собой принципах. Однако она гораздо сложнее других отраслей философии в силу того, что в ее основе лежат интуиция, эмоции, чувствительность. «Прежде чем рассуждать, здесь нужно почувствовать, а чувствительность — дарование, которого никогда не достигают, хотя и культивируют его».