Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая полностью

Развитый эстетический вкус побуждает человека к эстетическому созерцанию, завершающемуся эстетическим наслаждением. Эстетику Пеладана венчают его размышления об эстетическом и эротическом наслаждении, высоком любовном чувстве. Он приходит к выводу о том, что религия и эстетика — единственные приличествующие человеку способы наслаждения: ведь «религия, философия, поэзия, искусство отражают, а быть может, и генерируют (курсив мой. — Н. М.) потустороннее». Эстетическое наслаждение противопоставляется им грубой чувственности, материальному вожделению.

Эстетическое наслаждение — дитя гармонии, энтузиазма. «Бог есть любовь», а эстетизированная форма любви — восхищение шедеврами Платона, Эсхила, Фомы Аквинского, Данте, Бетховена, Глюка, Вагнера, Леонардо, позволяющее прикоснуться к потустороннему, ангельскому, райскому.

Вместе с тем искусство и любовь, подчеркивает Пеладан, — не цели, но средства, не объекты, но пути к единому идеальному объекту. На этих путях любовь позволяет любящим раскрыться, расцвести друг в друге. В любви, как и в искусстве, существует своя иерархия: «Любовные впечатления аналогичны тем, что дает высокое искусство» — это «благородная любовь». Эстетическое и любовное наслаждение — оркестровка мелодии души, полифония, таинственная алхимия, заключает Пеладан. Наслаждение это основано на чувствах, а не разуме, понимании. Он убежден в том, что законы большого искусства таинственны: «Человеку нужна тайна, а не понимание; любой не извращенный человек чувствует тайну. Те, кто ее понимают, зовутся магами, гениями, святыми».

И тайна эта носит вневременной характер: «В плане лирического выражения чувств прогресса в искусстве нет», как нет его, по Пеладану, в философии и теологии, лишь переносящих акценты с одного аспекта изучения на другой — ведь проблемы души и духа не меняются. Пеладан решительно выступает против фетишизации новизны в искусстве, не без доли эпатажа провозглашая, что «прогресс — кредо глупцов» («Происхождение и эстетика трагедии»). Принципы искусства носят универсальный характер в силу того, что главный его объект — человек и вечность, а не человек и его окружение, как это представляется приверженцам натуральной школы. Предлагая возлагать «свежие цветы на древний алтарь», а не оправдывать любые новшества, Пеладан исходит из того, что новизна в искусстве оправдана лишь тогда, когда «художественное произведение обогащает чувства всеобщего характера новым способом их выражения». В вечном эстетическом споре о «древних» и «новых» он решительно выступает в защиту древних и классиков, чьим художественным ориентиром была не «физика», но «метафизика» искусства.

Эстетические взгляды Ж. Пеладана нашли концептуальное развитие применительно к различным видам искусства — живописи, театру, литературе. Его видение художественной жизни отмечено прежде всего убежденностью в метафизической сущности искусства и его анагогической миссии, определяющих мистико-символическую герменевтику как метод искусствоведческих штудий. Но разговор о пеладановской метафизике искусства — тема другого письма.

Ваша заинтересованная собеседница

Н. М.

361. Н. Маньковская

(20.06–12.07.15)

Дорогие друзья,

мы прервали разговор об эстетике Ж. Пеладана на одном из самых интересных мест, связанных с его метафизикой искусства. В какой-то мере мы уже касались этой темы, когда вели речь о его резкой критике идей позднего Толстого. Не менее принципиальный характер, чем спор с Л. Н. Толстым, носила полемика Пеладана со своим кумиром в области живописи Леонардо да Винчи, изучению творчества которого он посвятил ряд монографий. Наибольший интерес в эстетическом плане представляет среди них капитальный труд «Леонардо да Винчи. Книга о живописи. Новый перевод по Кодексу Ватикана с постоянным комментарием Пеладана». Здесь, как и во многих других случаях, Пеладан не смог обойтись без доли мистификаторства: он настаивает на том, что часть знаменитого трактата Леонардо, посвященная архитектуре, была утеряна.

Основную художественно-эстетическую ценность этого труда Пеладана составляет его спор с Леонардо наподобие тех споров художника с поэтом, музыкантом, скульптором, которые содержатся в самой «Книге о живописи». К большинству высказываний Леонардо он дает свой комментарий в сносках, и целостный корпус этих сносок мог бы составить отдельную книгу, дающую достаточно ясное представление о том, как видится искусство живописи Пеладану-эстетику и философу искусства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное