Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Ключевое слово, понравившееся здесь мне, — «само-ставится». Пожалуй, так же мог бы мне ответить и Бердяев: проблема теургии не всегда стояла перед искусством, но вот сегодня, в конкретной исторической ситуации само-ставится. Тем не менее, если относительно отдельного произведения искусства я, пожалуй, с одной существенной оговоркой (см. ниже) могу принять его, то относительно теургической задачи перед всем искусством все-таки нет. Хотя термин сам по себе удачный и многое объясняет и для пространства нашего Триалога, включая, возможно, и его возникновение. Да, это очевидно, какая-то, конкретно неопределенная задача ставится перед художником духовно-социально-культурной ситуацией, в которой он живет и работает (вот, в пост-культуре само-поставлена задача отказаться от веры в Великое Другое, и большинство художников сегодня и работают в этой парадигме, хотя и все по-своему, а иногда на уровне ratio и уповая вроде бы на Великое Другое, но реально, в своем творчестве бытие Его отрицая). В этом были убеждены многие художники. И принцип «внутренней необходимости» Кандинского из этой же оперы. Однако художественно решается само-поставленная задача каждым художником совершенно по-своему, здесь и работает его личностная субъективность. При этом художественная ценность произведения в конечном счете определяется не само-поставленной задачей, ибо она стоит перед всеми художниками данного поколения, времени, страны и т. п., и даже не духовным образцом (небесным прообразом, платоновской идеей, которые, если уж и существуют, то тоже объективно-надындивидуальны), а именно данным конкретным художником — творческой личностью. И от этого никуда пока не деться, да и деваться не надо. Поэтому понятно, что я не хочу отказываться от субъект-объектного отношения, ибо этот отказ ведет и к отказу от творческой личности, от моего творческого Я, которым я дорожу.

Общеизвестно, конечно, что это творческое Я на сознательном уровне вроде бы исторично, продукт определенного, скажем, постсредневекового периода в истории искусства и культуры. Средневековые художники, как правило, стремились к анонимности, веря, что не они создают произведение, но по их молитве ими руководит высшая сила. Тем не менее, внесознательно даже тогда, во времена достаточно строгой канонизации, многие из них создавали произведения личностно окрашенные. И именно в этом личностном художественном преодолении канона на микроуровне нюансов формы, цвета, линии я и вижу один из главных эстетических смыслов канона. Там, где художник не слепо воспроизводит иконографическую парадигму, но творчески индивидуально разрабатывает ее, и возникает высокохудожественное произведение. Что уж там говорить о шедеврах Ренессанса и последующих времен? Там любой известный (вроде бы канонический?) античный или библейский сюжет разрабатывался каждым талантливым художником по-своему и на каждый из них создано немало шедевров, очень разных по своему художественному воплощению, но часто равных по уровню эстетического воздействия, художественной ценности. И что, за каждой конкретной картиной Рафаэля, Леонардо, Тициана, Эль Греко стоит свой небесный архетип или прообраз, требующий само-становления?

Ну вот, призываю отказаться от полемики и здесь же в нее вступаю. Хотел привести термин Олега в качестве платформы всеобщего примирения позиций и здесь же и попытался если не опровергнуть его, то существенно скорректировать. Да, эклектика эклектикой, а «истина дороже» (велик и славен Аристотель!).

Ну, действительно. Вернусь к каноническому искусству. Вот, господа, Вы убеждаете меня, что в божественном Логосе или в мире платоновских идей или, наконец, в мире каких-то мемов витает (или поставлена задача) канонический прекрасный образец изображения Троицы и только настоятельно ждет, чтобы явился Андрей Рублев и предельно адекватно воплотил его на доске. Явился. Воплотил. Славим его и почитаем за это. Однако и до него и после него примерно этот же иконографический извод воплощали сотни иконописцев, и из их произведений даже до наших дней дошло немало высокохудожественных произведений. Я уже не говорю об изображениях лика Спасителя. Этих тоже десятки практически шедевров.

Но ведь вы, господа, не будете же утверждать всерьез, что за каждым из этих десятков художественно различных и одинаково эстетически ценных образов стоят десятки таких же прообразов — за каждым свой (или даже несть им числа, но все обрели свои инструменты — художников — для адекватного воплощения в материи) или каждый из них само-ставится с помощью каждого конкретного художника? Кажется, будете. Тогда приводите убедительные аргументы. А вот это — не будете. Вы ведь не полемисты, а концептуалисты, как, собственно, и азъ, грешный.