Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая полностью

Вл. Вл. осчастливил нас развернутым и, как всегда, многомудрым введением в проблему канона, реагируя на мое небольшое послание на эту тему. Крайне интересный текст, за которым нам обещаны еще подарки об иконографическом каноне и т. п. Ждем их с нетерпением. Олег развернул перед нами свое понимание проблематики миф — символ — художественная форма на основе феноменологических штудий и изучения последних экспериментов нейробиологов и других естественников, обратившихся в который уже раз за последние полвека (нет для них ничего святого!) и к эстетической сфере. На благо этой тематикой он в какой-то мере занимался, переводя «Диалектику художественной формы» Лосева на английский и предпосылая этому переводу свое огромное введение (10 а. л. — целая книга!). Н. Б. несколько ранее обогатила наши беседы заново проработанной ею по первоисточникам и переосмысленной теорией французских символистов и выявлением мифологем в современном искусстве.

Обложка книги:

Aleksey Fyodorovich Losev. The Dialectic of Artistic Form // Arbeiten und Texte zur Slavistik.

Bd. 96. Muenchen, Berlin, Washington, 2013.

P. 412. (Перевод, комментарий и Ведение Олега В. Бычкова)

Все три подхода к пространству поставленных узловых художественно-эстетических проблем очень разные и так или иначе отличающиеся и от моего понимания данной тематики. В позициях всех четырех авторов по поставленным вопросам нет открытой полемики, но внутренне идет скрытая и достаточно острая дискуссия, в которую включены в качестве союзников и сторонников тех или иных положений могучие интеллектуальные силы человечества (и не только) от пифагорейцев и Платона до самых современных нейробиологов и эволюционистов. При этом косвенно выявились не только личные позиции всех участников разговора, но проявилось и нечто общее, надындивидуальное, что объединяет всех нас. Я бы назвал это принципиальной многомерностью позиции каждого из участников разговора, складывающейся из принятия в свой личный интеллектуальный арсенал концепций, идей, теорий известных личностей истории Культуры, которые под углом зрения стороннего беспристрастного наблюдателя нередко выглядят отнюдь не согласующимися между собой, но с позиции каждого из собеседников предстают вроде бы вполне дополняющими, развивающими или подтверждающими друг друга.

По-иному я бы назвал всех нас эклектиками (или в современной транскрипции — постмодернистами — смысл очень близкий), отнюдь не в бытовом, негативном, но в изначальном смысле греческого слова eklego (выбирать, отбирать); в том смысле, в каком Филон Александрийский или автор «Стромат» Климент были эклектиками, отбиравшими из всех известных им греческих и иудейских учений то, что представлялось наиболее правдоподобным. Как и во времена Филона и раннего христианства, сегодня это потребность времени. Почти непостигаемая масштабность, значительно превосходящая масштаб антично-христианского или любого иного перелома в истории Культуры, современного переходного периода от Культуры к чему-то принципиально иному понуждает всех нас, хотим мы того или нет, быть эклектиками. Здесь не мы первые и не мы последние, это очевидно.

В наиболее ярком и концентрированном виде этот процесс заявил о себе еще в теософии Блаватской и ее последователей и продолжается в более или менее заметной форме у большинства как известных, так и совершенно незначительных мыслителей, да и, пожалуй, представителей арт-движения.

Мы все, как родившиеся, к счастью, с неутолимой жаждой пищи духовной, знаем очень немало из всех сфер предшествующих этапов Культуры и многое из сегодняшней посткультуры и пытаемся в силу своих способностей, при том часто внесознательно, выстроить из этого духовно-эпистемологического интеллектуального хаоса свою собственную (или просто представляющуюся нам в данный момент правдоподобной) научную теорию, мировоззренческую позицию, духовную платформу и т. п. В переходную эпоху, в эпоху глобального распада основ Культуры и нарождения чего-то принципиально иного, т. е. в период бурно развивающегося апокалипсиса, путь всеобъемлющей эклектики, вероятно, единственно возможный путь в интеллектуальной сфере: подбирать осколки некогда целостных самых разных образований и склеивать из них нечто новое, небывшее, нередко представляя это (веря в это — неомифология), как логически вытекающее из какого-то монолитного фрагмента Культуры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное