Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Вот Вл. Вл. эффектно завернулся в тогу платоника, убежденного в объективном бытии на каких-то тонких планах метафизической реальности духовно-божественных парадигм не только всего тварного мира, но и всех подлинных произведений искусства, т. е. платоновского мира идей, сопряженного с христианской идеей о наличии прообразов всего творения в предвечном Логосе. Ну и хорошо бы, да вот что-то не устраивает его в этой конструкции, и он, хитровато поглядывая из-под атласного цилиндра эстета начала XX в., регулярно пытается сопрячь эту концепцию с юнгианскими архетипами, которые вообще-то, по-моему, ничего общего не имеют с платоновской концепцией идей, но противостоят ей, ибо имеют свое бытие, согласно Юнгу, в сфере коллективного бессознательного человечества. А это что-то иное, чем божественный Логос или некий план платоновских идей. Она ближе, пожалуй, к той теории «мем» Докинса, которая так нравится О. В. При этом О. В. почему-то мало интересуется архетипами Юнга, хотя они, кажется, вполне вписываются в его позицию, но предпочитает антиномизм Лосева в понимании художественного образа и первообраза (прототипа, архетипа) подтверждать и разъяснять концепциями феноменологов в союзе с диалектиками, нейробиологами и эволюционистами (тоже, мягко говоря, странноватый союз).

Не буду продолжать и анализировать собственную позицию, основывающуюся на эстетических интуициях, которые позволяют многие противоречивые и вроде бы совсем разные принципы культурно-исторической интеллектуалистики привести к общему, в моих глазах, знаменателю и выстроить нечто целостное и для меня достаточно убедительное. Что это, как не eklego греков (а может быть, и деконструкция Деррида): выбрать из разных интеллектуальных контекстов то, что ты лично считаешь и сегодня истиноподобным и объединить в некое новое качество? И вроде бы объединяется.

Более того, не только в сознании каждого из нас, но и в пространстве всего Триалога возникает какая-то совершенно новая духовно-интеллектуальная целостность, сплавленная из часто резко противоположных суждений (весьма серьезных, осознанно наносимых друг другу «царапок» некоторых диспутантов) и практически вроде бы несовместимых позиций (ну, что общего у веры в платоновский мир идей, реальный архетип Сфинкса или божественную парадигму того или иного древнерусского храма с убежденностью, что художественные образы — это саморазмножающиеся мемы, или «интеллектуально-культурные вирусы»?). Между тем непонятно для одномерного сознания, как, но из подобных противоположностей возникает некий новый духовно-интеллектуальный многомерный организм, который обладает очевидной жизнеспособностью, что, в частности, активно подтверждают и многие читатели Триалога, чьи отклики мы публикуем в Триалоге plus.

При этом совершенно неслучайно, что Триалог возник и вершится у нас в пространстве прежде всего эстетического сознания, которое до конца в принципе неописуемо и многомерно по своей сущности. Это признают все собеседники. Вот, о. Владимир апеллирует к эстетическому сознанию для подтверждения бытия «духовных прообразов» произведений искусства («Наиболее эффективным средством для достижения такого эк-стаза является эстетическое созерцание. Даже в своей простейшей форме оно пробуждает чувство восхождения к тому, что можно обозначить как прообразы произведений искусства… Эстетическое созерцание способствует трансцендированию и приводит к признанию (в разной степени) реальности духовных прообразов. Таково самое обобщенное, недифференцированное положение, лежащее в основе психологического подхода к проблеме иконографических образцов»). В пространстве Триалога eklego чувствует себя вполне комфортно и готово включить в свой интеллектуальный арсенал и идеи Платона, и эйдосы Плотина, и предвечный замысел Творца, и дух символизма и сюрреализма, и комплексы Фрейда, и архетипы Юнга, и тонкие планы метафизической реальности эзотериков, и мемы Докинса, и метафизический синтетизм Иванова, и эстетизм В. Бычкова и многое другое. Оказывается, все это каким-то непостижимым образом работает на внесознательное углубленное приобщение всех членов триаложного братства, а возможно, и не только их, к огромному, доставляющему всем нам неописуемую радость и блаженство пространству эстетической реальности, которое всегда в нас и с нами.