-- Въ этомъ-то вся подлость! Если бы это было англійское клеймо, тогда надо бы было еще доказать, какой судъ приговорилъ меня къ этому наказанію, и я могла бы подать жалобы во всѣ публичные суды государства, но французское клеймо... О! имъ я была дѣйствительно заклеймена.
Это было слишкомъ для Фельтона.
Блѣдный, неподвижный, подавленный этимъ страшнымъ признаніемъ, ослѣпленный сверхъестественной красотой этой женщины, открывшей ему свою наготу съ безстыдствомъ, которое онъ счелъ за необыкновенное, величіе души, онъ кончилъ тѣмъ, что упалъ передъ ней на колѣни, какъ это дѣлали первые христіане передъ чистыми, святыми мучениками, которыхъ вслѣдствіе гоненія императоровъ предавали въ циркахъ на растерзаніе звѣрямъ для удовлетворенія развратнаго народа, требовавшаго кровавыхъ зрѣлищъ.
-- Простите, простите! вскричалъ Фельтонъ,-- о, простите!
Милэди прочитала въ его глазахъ: любовь, любовь.
-- Простить вамъ -- что? спросила она.
-- Простите меня за то, что я сталъ на сторону вашихъ преслѣдователей.
Милэди протянула ему руку.
-- Такая прекрасная, такая молодая! вскричалъ Фельтонъ, покрывая ея руки поцѣлуями.
Милэди бросила на него одинъ изъ тѣхъ взглядовъ, которые изъ раба дѣлаютъ повелителемъ. Фельтонъ былъ пуританинъ; онъ оставилъ руку и началъ цѣловать ея ноги.
Онъ уже не только любилъ, но обожалъ ее.
Когда эта минута экстаза прошла, когда милэди, казалось, пришла въ себя, хотя она ни на одну минуту и не теряла своего хладнокровія, когда Фельтонъ увидѣлъ, что завѣса стыдливости скрыла прелести, которыя закрыли отъ него только для того, чтобы еще болѣе воспламенить его, онъ сказалъ:
-- Ахъ! теперь я желаю знать только одно: имя вашего палача, потому что во всемъ виноватъ только онъ одинъ, и никто больше.
-- Какъ, мой братъ! вскричала милэди:-- тебѣ нужно еще, чтобы я его назвала, а ты самъ не догадываешься?!
-- Какъ! спросилъ Фельтонъ,-- это онъ, опять онъ, все онъ же! Какъ! неужели настоящій виновникъ...
-- Настоящій виновникъ, отвѣчала милэди,-- опустошитель Англіи, гонитель истинныхъ христіанъ, низкій похититель чести столькихъ женщинъ, тотъ, который для одной прихоти своего развращеннаго сердца готовится пролить столько крови англичанъ, тотъ, который сегодня покровительствуетъ протестантамъ, а завтра предастъ ихъ...
-- Букингамъ! такъ это Букингамъ! вскричалъ Фельтонъ.
Милэди закрыла лицо руками, какъ будто не могла перенести стыда, который напоминало ей это имя.
-- Букингамъ -- палачъ этого ангельскаго созданья! повторялъ Фельтонъ.-- И громъ не поразилъ его, мой Богъ! и онъ остался попрежнему окруженный почестями, могущественный, на погибель всѣхъ насъ!
-- Господь забываетъ тѣхъ, кто забываетъ Его, сказала милэди.
-- Но онъ хочетъ навлечь на свою голову наказаніе, постигающее проклятыхъ! продолжалъ Фельтонъ съ возрастающею восторженностью.-- Да, онъ хочетъ, чтобы человѣческое мщеніе предупредило небесное!
-- Люди боятся и щадятъ его.
-- О! я, сказалъ Фельтонъ,-- я не боюсь не пощажу его.
Милэди почувствовала адскую радость.
-- Но какъ случилось, что лордъ Винтеръ, мой покровитель, мой отецъ, спросилъ Фельтонъ,-- замѣшанъ во всемъ этомъ?
-- Слушайте, Фельтонъ, это оттого, что на ряду съ людьми низкими, презрѣнными есть натуры благородныя и великія, объяснила милэди.-- У меня былъ женихъ, человѣкъ, котораго я любила и который любилъ меня; у него было такое же сердце, какъ ваше, Фельтонъ. Я явилась къ нему и все разсказала; онъ зналъ меня и ни на минуту не усомнился во мнѣ. Это былъ важный вельможа, человѣкъ во всемъ равный Букингаму. Онъ ничего не сказалъ, подпоясалъ свою шпагу и отправился во дворецъ Букингама.
-- Да, да, сказалъ Фельтонъ,-- я понимаю, хотя для подобныхъ людей нужна не шпага, а кинжалъ.
-- Букингамъ наканунѣ уѣхалъ въ Испанію въ качествѣ посланника, чтобы просить руки инфанты для короля Іакова I, который тогда былъ еще принцемъ Уэльскимъ. Мой женихъ вернулся ни съ чѣмъ.
"-- Послушайте, сказалъонъ,-- этотъ человѣкъ уѣхалъ на время, слѣдовательно, онъ ускользнулъ отъ моего мщенія, а пока, въ ожиданіи его, обвѣнчаемся, какъ мы и хотѣли, а затѣмъ довѣрьтесь лорду Винтеру, который сумѣетъ поддержать свою честь и честь своей жены".
-- Лорду Винтеру? спросилъ Фельтонъ.
-- Да, отвѣчала милэди,-- лордъ Винтеръ, и теперь вамъ должно быть все понятно, не такъ ли? Букингамъ былъ въ отсутствіи болѣе года. За восемь дней до его возвращенія лордъ Винтеръ внезапно умеръ, оставивъ меня своей единственной наслѣдницей. Отчего онъ умеръ, это извѣстно только одному Богу, который, безъ сомнѣнія, вѣдаетъ все, но я никого не обвиняю.
-- О! какая бездна, какая бездна! прошепталъ Фельтонъ.