Третий всадник

Конечно, я его не убил. Пуля воткнулась в стену рядом с ним, едва не задев ухо. Какие бы чувства меня ни захлестывали, я никогда не отдамся им полностью. Во мне живет такой хитрый контролер-кондуктор, который в подобных случаях останавливает и вопит во весь голос: «Нельзя, остановись!» Но нервное напряжение выплеснуть надо, иначе оно просто разорвет изнутри. И этот выстрел вернул мне душевное равновесие.

Но этот мой порыв теперь надо использовать во благо общего дела. Я пнул хозяина дома ногой и обернулся к его жене. Гаркнул на нее:

– Сколько народу схарчили?! Отвечай! Или сейчас обоих положу!

Посмотрев на меня даже не испуганно, а как-то вяло и презрительно, хозяйка пожала плечами:

– Ну где-то десятерых. А что не съесть? Коли ваш продотряд у нас все запасы вымел. Или мы сожрем. Или нас сожрут. А мясцо человечье сладковатое, но не хуже телятины… И жить хочется. Мне еще деток поднимать.

Я посмотрел на этих деток. Теперь они вылезли из углов и стояли около окошка. Трое – лет по семь-восемь. Лица не розовые, детские, и не истощенные, а какие-то рыхлые, одутловатые. И глаза вроде бы испуганные, но за ними кроется такое беспредельное равнодушие ко всему на свете. Как какие-то механические куклы. И что-то в них было страшное. И тут я понял, что больше всего пугало в семействе Клячко. Они смотрели на людей как на пищу. Вспомнилась живо повесть Алексея Константиновича Толстого «Семья вурдалака».

– Мы же не изверги какие. Просто даже зверь неразумный в голодную годину такого же зверя ест. У человека-то ума поболе будет. Человек с умом всегда выкрутится, – закрутила свою философию отвратная баба. – Судьба у нас такая несчастная. Послала на нашу голову начальничков ваших городских. Вон этот ваш Головченко. Как радовался, запасы наши выгребал. А ведь знал, что на голодную смерть обрекает… Но судьба, она злодейка ко всем, не только к нам. Вот он теперь по лесам прячется, как волк дикий. Иногда, правда, приходит.

– Куда приходит? – встрепенулся я, отбрасывая философию и возвращаясь на твердую землю.

– В окрестности села. Видела его намедни. По нашим околицам жался. Оглядывался, таился.

– Сколько ты его раз видела?

– Да парочку. Недельку назад. И позавчера. Запаршивел, исхудал. А какой был бравый да суровый! Теперь с нами, простым народом гонимым, сравнялся…

Бабища обвела нас взглядом и как будто очнулась. С готовностью скривила фальшивое плаксивое лицо и заголосила так, что птицы на улице взлетели:

– Не виноватые мы! Бескормица виновата. А мы что? Так что простить вам нас следует, потому как вы власть народная. А мы народ и есть. Голодный да неприкаянный!

– Простим. Обязательно простим, – пообещал старший группы войск ОГПУ.

Осмотр и задержание мы оформили честь по чести. А окончательную работу сбросили на плечи местного уполномоченного и бойцов войск ОГПУ, которых отдали ему в помощь. Было решено детей передать в сельсовет – пусть ими там занимаются. А чету людоедов везти в район.

Когда все разъехались, я и Горец остались в проклятом доме вместе с председателем колхоза. У меня были к нему некоторые вопросы. Например, по поводу шастающего по окрестностям беглого партийца. Но он сказал, что об этом первый раз слышит, где может хорониться Головченко – даже не представляет. Ближние болота большие, и быть он может где угодно. А что его сюда тянет – вообще непонятно. Да, раньше любил он здесь бывать, испытывал какую-то тягу к селу. Зазноба у него тут была, впрочем, как и во многих других селах, но после всех этих дел ее на выселки отправили.

У меня начинался зуд. Будто какая-то мысль летала вокруг, жужжа и не зная, как приземлиться.

– Что это за здание? – кивнул я в окно на приземистое полуразрушенное двухэтажное строение за глухим кирпичным забором на холме.

– Бывший пансионат для дворянских девиц, страдающих легочными болезнями, – пояснил председатель. – С трех губерний их сюда свозили. После революции заброшен.

– И чего вы его не разберете на кирпичи?

– Да нельзя. Он за сельхозуправлением облисполкома числится. Они все гадают, что с ним делать.

– За сельхозуправлением, – протянул я. Тут сложилась и картинка, и схема, и план дальнейших действий.

– Ну да. За ним. Еще Головченко хотел здесь что-то строить.

– Так, собираемся, и в район. Нужно кое-что обсудить. А заодно приглядеть, как там людоедов приняли. Не притесняют ли, – усмехнулся я.

– Да не доедут они до райцентра, – небрежно отмахнулся председатель колхоза. – Кончат их бойцы по дороге. При попытке к бегству.

– Вот же черт! – воскликнул Горец. – Надо их остановить!

– Не бойся, – успокоил председатель. – Детей не тронут. А взрослым упырям не жить… Понимаешь, так у нас принято. И все это знают.

Так все и вышло. В райцентре мне продемонстрировали рапорт старшего группы войск ОГПУ. «При конвоировании задержанные напали на конвоиров и попытались скрыться в лесных посадках. Было применено огнестрельное оружие. Оба погибли».

Ну что ж. Поделом. Заслужили.

Ну а у меня образовались другие дела. Кажется, я теперь знал, как взять Головченко…

Глава 31