– Этих задавили. А сколько еще осталось термитов, пристроившихся в партии и в советском аппарате, подтачивающих фундамент нашего государства? – нахмурился я.
– Не счесть, – ободрил меня Русаков. – Чистка партии – дело, конечно, хорошее. Но проблему не решает… А проблему будем решать мы, органы защиты революции. Жестко и бескомпромиссно. Давить безжалостно всех тех, несмотря на былые заслуги, кто не хочет и не умеет работать, а жаждет только ниспровергать. Тяжело будет. И кроваво… Ну чего пригорюнился, Александр Сергеевич? Вся жизнь борьба.
– И война, – кивнул я, человек, война которого, похоже, не закончится никогда.
– И война. За будущее. Все мы лишь кирпичики в фундаменте будущего. Такое нам выпало время, такова наша судьба. Может быть, потомки, не знавшие наших ужасов и нашей боли, осудят нас за излишнюю жесткость, а кто-то ужаснется, преисполнится негодования. Но ведь только мы, живущие здесь и сейчас, можем понять, что иначе никак нельзя. Иначе будущего у нас просто не будет.
Я задумался. А ведь и правда. Для чего эта война? Чтобы у наших внуков была возможность рассуждать о жестокости мира абстрактно, не испытывая ее на себе. Для этого наши жертвы. Для этого мы изнуряем и иссушаем себя в непримиримой борьбе. И для этого мы все же в самом кровавом кошмаре остаемся людьми…