Пришелец засунул руку в карман и стал осторожно подниматься по внешней лестнице на второй этаж дощатого дома, вдоль которого шла деревянная ветхая терраса с перилами, грозившими рухнуть от малейшего прикосновения. На террасу выходило несколько дверей. Около одной из них гость принялся возиться. Потом отошел от нее. Вытащил из-за пояса что-то длинное и, ясное дело, огнестрельное.
Толкнул дверь. Шагнул внутрь. В дверном проеме мигнуло. Похоже, он имел с собой электрический фонарик – вещь ценная, не каждому по карману.
Через минуту человек вернулся на террасу и оперся о перила, оглядываясь и будто не решаясь, что предпринять дальше. Он зябко поеживался. Я подкрутил резкость прихваченного с собой командирского бинокля и в свете фонаря увидел, как губы гостя шевелятся. Матерился, похоже. И его можно было понять. Поскольку того, за кем приходил, не было тут и в помине.
Возникала у меня поначалу смелая идея разместить в этой комнате-ловушке какую-нибудь вражину, кого не жалко, чтобы уж на факте убийства застукать преступника. Но это было уже совсем из области запредельного. Поэтому там просто были пустая койка, керосинка, пара стульев и стол. На столе пара сухарей, остывший чайник и фотография семьи Дурнева с ним во главе, которую я взял из уголовного дела. То есть якобы беглый заведующий складами «Заготзерна» здесь был, но вышел погулять. Зачем я это сделал? А на всякий случай, потому что привык в любом деле продумывать максимум деталей и обставляться ими. Кто знает, куда изгибистая ситуация своим загибом заведет. И вот оказалось, что мои труды были далеко не праздны.
– Берем, – прошептал я.
– Отпускаем, – отозвался москвич, сдерживая нотки азарта в голосе. – Рано его брать.
– Он расколется, – возмутился я.
– Рано, поверь, – настойчиво повторил Русаков.
Подосланного бойца я опознал наверняка. Это был кривой и косой Квазиморда – скрывшийся от правосудия бывший подручный Дурнева. Тот самый, что пытался завести меня под пули под предлогом того, что меня зовет ревизор. Везде этот пострел поспел. Ясно, что фигура на подхвате и «осьминоги» используют его в самых грязных и опасных делах. Значит, заслужил своими навыками. Хорошо бы его сейчас в камеру да допросить с пристрастием. Но нет приказа. Вот и уходил он от нас прочь своей нелепой, но вполне шустрой походкой.
Так, на сегодня, надеюсь, приключения закончились… Или только начинаются? Для начала нужно объясниться с Русаковым.
– Кто его послал? – спросил я. – Кому вы слили информацию?
Он задумался, потом коротко ответил.
Ну что. Натура у меня подозрительная, а потому подозреваю я всех, так что это имя неожиданностью не явилось. Хотя еще одна капелька в чашу разочарования в человечестве капнула.
– Вот же змея подколодная, – покачал я головой.
– Змея и есть, – поддакнул москвич. – Настоящая кобра. И патентованная контра!
– Что с ним делать будем?
– Подработаем, – произнес москвич. – Пока мы маловато знаем о его связях, помощниках. А снимать организацию надо одним ударом. И всех.
– Брать надо беглого Головченко, – сказал я. – Вот он нам даст полный расклад по «осьминогам».
– Что-то у нас пока с этим делом не ладится, товарищ Большаков. Или у тебя возникли новые идеи?
– Да есть кое-какие.
Теперь таиться от него не было смысла. Стало понятно, во всяком случае, я надеялся на это, что мы играем на одной стороне. И должны взяться за это нелегкое дело общими усилиями. Поэтому я выложил все карты на стол. А заодно и планы на ближайшее будущее…
Глава 29
Меньше всего хотелось объясняться с Горцем – ситуация мне и так была предельно ясна, а строить из себя обиженную гимназистку я не собирался. Дело надо делать, а не обиды множить. Но мой помощник, который был чернее тучи, на следующий день сам завел неприятный разговор.
– Извини, командир, но так надо было, – не глядя в глаза, сказал он, когда мы остались в кабинете вдвоем.
Мне с самого начала было понятно, что он будет потихоньку докладывать о нашей работе москвичу, – дурак я был бы, если бы не предусмотрел этого. Но мне все же казалось, что я сумел перетянуть его на свою сторону, сделать союзником. А он все время тщательно и добросовестно работал на москвича. Вот в такие игрушки мы играем – кто кого надует. Прям как профессиональные шулера. И нередко, когда мы считаем, что надули партнера по игре, выясняется, что это он все время надувал тебя.
– Понимаешь… – Горец запнулся, а потом пылко воскликнул: – Я же наверняка знал, что Русаков не враг! Таких верных большевиков поискать надо!
– Да ладно уж. Понятно все, – только и отмахнулся я. – Все уже в прошлом. Не волнуйся.
– Нет, твое недоверие не в прошлом… Командир, я тебя уважаю. Я мало кого уважаю по-настоящему. А тебя уважаю… Но Русакова уважаю больше. Он мне как кровный брат… Что, не знал? – Горец усмехнулся. – Мы с ним вместе в горячем деле на Кавказе были. Когда аулы взбунтовались. И в ту проклятую засаду в горах мы попали вместе. Когда тебе вот-вот башку отрежут – это ощущения непередаваемые и незабываемые. Знаешь, я почти сломался, а он держался – все так же спокойно, уверенно… И вытащил нас.