Третий всадник

Все же тяжело работать на чужой территории, да еще не подготовленной заранее. В Нижнепольской области мы пришлые. Ни тебе своей агентурной сети, ни канцелярии, ни служб поддержки. И одно из текущих неудобств – встречи. По существующим правилам с негласным аппаратом, во избежание расшифровок, встречи проводятся на конспиративных квартирах, в явочных помещениях или в условленных местах. Главное требование – чтобы было меньше посторонних глаз, дабы не засветиться ненароком. Тут выходила заковырка. Ясное дело, никаких конспиративных квартир у меня не было. И к местным не обратишься. С ними сложились натянутые отношения. Да и вообще я им не доверял и меньше всего хотел, чтобы они совали нос в мою агентурную разработку и даже знали о ее существовании.

Впрочем, выход нашелся. Я добыл пропуск-вездеход, дававший права прохода на все объекты управления железной дороги. В том числе в паровозное депо, где сейчас трудился Притыкин. За краснокирпичными зданиями с заводскими трубами, водоемными башнями, металлическими цехами депо, за заваленными рельсами, шпалами и мешками площадками, под лязг железа и свист пара, в надежном закутке, который выбрал Притыкин, мы теперь тайно встречались и шептались.

Кстати, обратно в депо его приняли с распростертыми объятиями. Такое возвращение блудного сына. Во-первых, его ценили за золотые руки, покладистый характер и трудолюбие. Во-вторых, его история с отсидкой за жену не была секретом, и он стал такой достопримечательностью, что на него приходили посмотреть даже с соседних предприятий. Ну и, в-третьих, он обладал рядом незаменимых общественных талантов. Например, умел потрясающе четко и даже с изяществом выводить буквы на плакатах и транспарантах. И профсоюзы с парторганизацией были рады незнамо как, что перед празднованием Первого мая у них появился художник-шрифтовик.

Он никому не отказывал. Послушно выполнял общественные и служебные поручения. Добросовестно малевал плакаты и призывы. «Да здравствует международный праздник труда!». «Долой капитализм – строй рабства, нищеты и голода!».

При этом на глаза не лез. Вел себя тихо. Но к нему липли всякие активные общественники. В результате по поручению профсоюзной организации выступил на собрании, посвященном международной обстановке. Там зачитал петицию рабочих железной дороги с гневной отповедью германским реакционерам. В ней прошелся и по поджогу Рейхстага, и по созданию Третьего рейха, и по сфальсифицированным процессам над немецкими коммунистами.

Бойко так выступил, что парторг аж расчувствовался:

– Молодец. Умеешь. Поскольку перед государством ты чист, будем тебя двигать по общественной линии. А там и в партию, может, примем, если заслужишь.

Притыкин только пожал плечами. По моей рекомендации он честно старался не лезть на глаза, но у него это не получалось. Он все время находился в центре каких-то движений. Что для нашего дела было не слишком хорошо… А может, наоборот. Вошел в образ достаточно убедительно. Подозрений не вызовет.

А мы ждали. Я был уверен, что наживка сработала. Да, Иосиф Клиппельман, оказавшийся действительно бывшим нэпманом, а ныне снабженцем в управлении торговли, не проявил особого интереса к посетителю. Даже намеком не обмолвился о том, какие именно дела связывали его с убиенным Кащеевым. Но было бы удивительно, если бы он сделал это. Если он при делах, то повел себя достаточно грамотно. Связи не отрицал, но выставлял ее не как нечто тайное, а как само собой разумеющееся. Ну, знал заместителя заведующего складами «Заготзерна» по общим делам времен НЭПа. Так тогда у всех дела были, частная инициатива не возбранялась, а даже поощрялась властями. По этим делам Клиппельмана добрая половина области знала. Главным было то, что он взял адрес железнодорожника.

Передав москвичу справку о настроениях в среде сельхозспецов, я отправился на встречу, в тот самый темный закуток. И там Притыкин мне поведал нечто важное:

– Тетка моя говорит, какие-то две протокольные морды терлись около нашего дома. Все обо мне соседей выспрашивали.

– А что хотели узнать? – сразу принял я охотничью стойку, почуяв запах дичи.

– Кто я такой. С кем общаюсь. За что сидел и почему вышел.

– На кого они похожи?

– Говорит, оглоеды и жулики по виду. Хотя у нее все оглоеды и жулики. Даже я иногда таким бываю.

Я призадумался. Все походило на стандартную оперативную установку по адресу фигуранта. Что морды жульнические, так в разведке ОГПУ у большинства такие. Но обычно наши работают потоньше, с документами прикрытия, мол, проверяют печное отопление или водоснабжение. А эти просто ходили и тупо выспрашивали. Да и какой интерес у моих местных сотоварищей к железнодорожнику? Всяко может быть, конечно, но он не того полета птица, чтобы тратить на него и так скудные ресурсы нашей разведки.

– Ты только лишнего не сболтни, – напутствовал я своего осведомителя. – И тревоги своей не показывай. Живи как живется. Понял?

– Да понял я все. Чай не дурак.