Третий всадник

– Но если все же выпустят, адресочек не забудь. Сходи, заодно там обо мне расскажешь. Меня на этап готовят. Только сердце сжимает. Предчувствие нехорошее. Вряд ли оттуда вернусь.

– Ты так не говори! Не раскисай! – всполошился железнодорожник, который уже однажды спас жизнь приятелю и потому относился теперь к ее сохранности трепетно.

– Да не раскисаю, – грустно произнес Кащеев.

Сбылись его предчувствия. Смерть с косой настигла расхитителя социалистической собственности. Притыкин после этого впал в тоску и фатализм. А у меня появилась хорошая возможность.

– Поработаешь на Страну Советов? – спросил я. – Не щадя живота.

– Так всегда работал, – заметил Притыкин.

– Теперь поработаешь на ее передовой отряд.

– Это в армию, что ли, опять идти?

– На ОГПУ. Соглашайся. И я тебя отсюда забираю.

– А в чем работа? – с сомнением, но и с надеждой глянул на меня железнодорожник.

– По адресочку этому сходишь. А потом мне за чашкой кофию про врагов, что там затаились, расскажешь. Годится?

– Это что, я как бы у вас на службе буду?

– Ну как бы да… Грамотный?

– Ну да. Читать-писать умею.

– Ну вот и пиши. – Я вытащил из портфеля листок бумаги, а из кармана на груди импортную чернильную самопишущую ручку «Паркер» со стальным пером, большую редкость и мою гордость, доставшуюся мне по случаю.

С усмешкой посмотрел, как Притыкин растерянно крутит ручку в пальцах, и спросил:

– Никогда не видел такую? Автоматическая ручка называется. Перо макать в чернильницу не требуется… Пиши аккуратно. «Обязуюсь сотрудничать с органами и доносить ставшую известной мне информацию об антисоветском и преступном элементе»…

Я надиктовал подписку о сотрудничестве, которую знал наизусть. Притыкин аккуратно, прикусив язык, выводил буквы. К моему удивлению, текст вышел каллиграфическим и почти без ошибок. Оперативный псевдоним я ему присвоил «Отелло» – известный мавр тоже от женщин пострадал.

На том и расстались. Временно.

Пришлось идти к Русакову и докладывать ситуацию. Без него мне не справиться.

Тот побарабанил ладонью по столу и оценил:

– Казус интересный… Ладно, бумагу на освобождение твоего «Отелло» мы составим. Освободим дурака. Думаю, и с его женушкой вопросов не будет… Ты только результат дай, Александр Сергеевич.

– О нем мечтаю денно и нощно, – отчеканил я с преданным видом.

– Мечтать мало, – усмехнулся Русаков. – Шевелиться надо.

– Шевелимся мы, шевелимся…

Глава 15

Железнодорожник неуверенно мял в руках картуз, топчась на крыльце добротного одноэтажного каменного дома. Потом все же решился и начал с каким-то отчаяньем дергать за веревку звонка.

Некоторое время ничего не происходило. Потом послышался звук отодвигаемого засова. Дверь приоткрылась, теперь ее защищала массивная цепочка. Голос с ярко выраженным местечковым акцентом укоризненно произнес:

– Вы считаете меня глухим? Или вам просто нравится дергать за веревочку, неизвестный мне товарищ?

– Мне это… – Притыкин совсем засмущался. – Мне Иосифа Давыдовича.

– К вашим услугам. Только если по служебному вопросу, то это в контору.

– Нет, – совсем потерялся железнодорожник. – Не по служебному.

– Неужели нас связывают личные отношения? – делано удивился хозяин дома, который, кажется, просто потешался над незадачливым посетителем.

В Притыкине вспыхнула волна неприязни к незнакомцу. Он насупился, но продолжил:

– Да нет. Я это… Только что из тюрьмы.

– Только не говорите, что вы пришли меня грабить. Это сделало бы мне смешно!

– Ну вы скажете, – еще больше набычился железнодорожник. – Я с Климом Марковичем сидел. С Кащеевым. Он меня к вам отправил. Но если не ко двору, тогда я пошел.

Хозяин дома помолчал несколько секунд. Потом дверь захлопнулось так резко, что Притыкин чуть не подпрыгнул и расценил это как конец столь недоброжелательному их общению. Но дверь тут же открылась. И все тот же голос произнес:

– Ну что вы стоите на пороге, как чужой? Уж заходите.

Железнодорожник ступил в просторную прихожую и с уважением поинтересовался:

– И что? Этот дом весь ваш?

– Ну что вы, право! – удивился хозяин, оказавшийся долговязым человеком, далеко за пятьдесят лет, с всклокоченными курчавыми остатками волос на голове и с удивительно массивным носом, живущим отдельной жизнью на страшно худом лице. – Был когда-то. Но спасибо советской власти. Она освободила меня не только от звания нэпмана, переведя в разряд служащих советской торговли, но и избавила от тяготившего меня лишнего имущества. В том числе пришлось слегка потесниться.

Он указал на правую дверь в коротком широком коридоре, освещаемом тусклой лампочкой без абажура:

– Здесь теперь проживает инженер с фабрики имени Клары Цеткин. Вон там – ответственный работник облисполкома. Знаете, даже в ужавшемся виде, даже по частям, сие жилье представляется всем весьма достойным… Прошу вперед.

Притыкин шагнул вперед и тут же зацепился ногой о вздувшуюся паркетину.

– Осторожнее, не поломайте ноги! – воскликнул долговязый. – Соседи привыкли складывать в коридоре всякий хлам.

Действительно, везде были разложены какие-то коробки, тазы, лыжи и еще неизвестно что.