Третий всадник

– Найду и изведу, – кивнул я.

– А сюда какими судьбами? – еще шире улыбнулся Лифшиц, имевший, похоже, привычку лезть своим длинным носом везде, куда только можно.

– Да разбираюсь с хищениями продовольствия, – не стал скрывать я – секрета тут никакого не было.

– А, не сыпь соль на раны, чекист. Прут с колхозов все. Недаром же в прошлом году закон о трех колосках приняли.

– Неудивительно. Голод же, – сказал я.

Да, тяжелый был закон, неотвратимый. За любое хищение социалистической и общественной собственности по десять лет колонии, а то и стенка. На колхозных полях вышки с часовыми поставили, из партийных активистов конные разъезды организовали – зерно беречь. И все равно не помогало.

– Перли все и до голода, – пояснил радостно старый большевик. – Притом часто те, с кого мы пылинки сдували, – беднота всякая, якобы сознательная прослойка. Только колхоз многие из них расценивают как склад, куда ты принес на копейку, а забрать можешь на рубль, потому что ты хитрый. Корову свою в колхоз не веди, лучше зарежь и мясо слопай. Пусть сосед свою корову ведет. В колхозе шибко не напрягайся, пусть сосед ударно работает. А сосед тот вовсе не дурак, у него такая же позиция. Так до голода и дошли.

– Какая-то мрачная картина маслом выходит, Григорий Яковлевич.

– Только не говори, что ты ее сам не видишь, чекист.

Я только пожал плечами. Вдаваться в политические дискуссии в мои планы не входило от слова никак.

– Мне три колоска не очень интересны, – пояснил я. – Интересны серьезные хищения. Была ли в них система, как считаете?

– Была. Вселенский бардак называется. Когда все тащат всё, что могут… Дело по зерновым складам вспомнить. По элеваторам. Многие деловые люди хорошо руки погрели на зерне. Участвовали мы в их обысках. Так жемчуга и золото горстями выгребали. Меховые манто, десятки костюмов, патефон и прочая буржуазная роскошь – и все на этом ворованном хлебушке… А система? Может, и найдешь что. Ты умный. Ты копай. Потом нам, дуракам, расскажешь.

– Если не прибьют!

– Да не бойся. У нас всех судьба такая. Сегодня жив, завтра убьют. Мы же бойцы мировой революции, – «успокоил» меня Лифшиц и похлопал по плечу.

Все-таки много Лифшица – это утомительно. Однако его рассказ не то чтобы был откровением, но наталкивал на всякие мысли.

Ведь, получается, кто-то в обкоме все же пытался держать Головченко под контролем. Но силенок обуздать его не хватило. Все интереснее и интереснее. Что же тут за столкновение интересов? И где, все же, искать врага?

Где? Пока что в подвале, где располагался архив суда. Я и отправился в него…

Глава 11

– Прошу вас, – церемонно пригласила меня на уже устоявшееся мое рабочее место начальник архива – худая чопорная женщина в строгом платье, чем-то напоминавшая классную даму из женской гимназии.

– Нижайше благодарю, – в тон ей произнес я, обустраиваясь за широким дощатым столом, покрытым клеенкой.

На столе возвышалась груда папок. А вокруг лес мебели – шкафы и полки с бесчисленными пыльными материалами уголовных дел. Здесь собраны запечатленные в бумаге картины страданий, страстей, бурления жизни в Нижнепольской области за десятки лет. Оборотная сторона бытия. Преступления, трагедии, беды, все самое гнусное, а порой и возвышенное.

Большую часть дел о хищениях в сельском хозяйстве и по укрывательству сельхозпродукции рассматривала «тройка» при ОГПУ. Некоторые расследования вели милиция и прокуратура, и тогда дела разбирались в народных судах. Вот их я сейчас здесь тщательно и лопатил, вооружившись толстым блокнотом, карандашами и парой носовых платков. Делая выписки и пытаясь найти свою «эврику».

Вскоре я зачихал, из носа потекло. Обычная моя реакция на бумажную пыль. От кип бумаги мне вообще лучше держаться подальше. Но куда денешься, работа такая. И пока получалась она плохо. Даже накатывало отчаянье от того, сколько бесценного рабочего времени ушло на это занятие, в то время как боевые товарищи опять на выездах, в боях, выявляют зачинщиков беспорядков, вредителей и перерожденцев.

В глазах рябило от оказавшихся весьма многочисленными фактов противоправной деятельности. Чаще всего дела подытоживались словом «Приговорены». Но иногда встречались и «Оправданы». В этих материалах были, как рукой талантливого художника, прорисованы штрихами и кривые дорожки, и сломанные судьбы, и неприкаянная жизнь. И все мыслимые человеческие пороки.

«Группа кулаков и их пособников в особо значительных размерах расхищала снопы, которые обмолачивались в поле или на тайных токах в лесах. В колхозе «Доброволец» похищено 1850 снопов, в колхозе имени Ленина – 800 снопов. Похищенное зарывалось в ямы, пряталось в лесах, кустах и оврагах. Перемалывалось на тайных ручных мельницах».

«В поселке городского типа Крякино вскрыта группа, нелегально занимавшаяся изготовлением ручных мельниц и сбытом их местному населению».