Третий всадник

Хотя внешне я старался показать, что не унывал и унывать не буду, на деле настроение у меня было сумрачное. Вроде с детства смерть гуляет вокруг меня, размахивая направо и налево своим острым инструментом. Но к гибели товарищей привыкнуть невозможно. Эх, Федор, хороший ты был человек. Таких мало. И при воспоминании о нем постепенно подавленность сменялась нарастающей глухой злостью. Ответят мне враги за все! Вот только кто ответит? Как узнать, где затаились эти чертовы «осьминоги»?

Больше всего меня беспокоила какая-то слишком уж быстрая и глубокая осведомленность противника о нас. Сперва погиб председатель колхоза, который что-то знал. Потом погиб ревизор, который что-то накопал. Противники очень серьезно воспринимали наши шаги, как непосредственную угрозу. И очень быстро и сноровисто справлялись с этими самыми угрозами. Вот только со мной у них промашка вышла. Я выкрутился. Не в первый и, надеюсь, не в последний раз. Интересно, они предпримут новую попытку покушений на меня? Вообще, почему решили убрать одновременно меня и ревизора?

Хотя тут никакой загадки и нет. Подумали, что ревизор раскопал в бумагах что-то не просто важное, а крайне актуальное, что порушит какие-то планы или изобличит кого-то в серьезных грехах. Посчитали, что Федя мог передать информацию конкретно уполномоченному Большакову. Вот и решили смести обоих одновременно. А что изменилось после частичного провала этих душегубских планов? Они уверены, что уполномоченный Большаков доложит обо всем руководству и перестанет быть единственным носителем информации. И убивать его уже и ни к чему, излишняя и рискованная трата ресурса. Если только в этом нет каких-то личных или иных неизвестных мне мотивов.

Хорошо, если так. Но это не отменяет необходимости быть начеку. Хотя кому, как не мне, легендированному ликвидатору ОГПУ, наведшему дикий шорох на Украине, знать, сколько имеется безотказных способов отправить человека на небеса. Вот только взять меня, предупрежденного и вооруженного, непросто. Пусть попробуют.

Горец застал меня в нашем общем кабинете, когда я дописывал постановление о заведении агентурного дела «Осьминоги». Он как раз вернулся с Одоевского района, где в селе Сосновка два брата – дураки и бузотеры, из вечно озабоченных искаженно воспринимаемым ими общим благом, – попытались подбить народ на поход в райцентр для освобождения арестованных односельчан под лозунгом: «Мы должны выручить наших передовиков!» В это же время за их спиной в селе вели пропаганду матерые антисоветчики и подкулачники, раскручивая модные в последнее время военные темы: «Колхозы – это вторая барщина, но немного еще осталось терпеть. На китайской границе война, скоро Япония заберет КВЖД, а с другой стороны на нас нападет Польша, и в конце концов нас задавят. Хорошо было бы, если так сделают. Колхозы надо уничтожать!» Арестовали четверых.

– Что же этим куркулям все неймется? – возмущался Горец. – Нет чтобы всем миром навалиться и с бедой справиться, в будущее идти, как партия зовет. Так они все подзуживают, провоцируют, смущают людей. Вот почему такое, Саша?

– Потому что враги. Для них наш большевистский уклад – как ладан для черта.

– Точно, – кивнул Горец и поинтересовался: – А ты тут чем занят?

– Тебе объем задач нарезаю.

– С какой стати? – возмутился Горец.

– Потому что ты теперь мой подчиненный. Должен угождать, заискивать и нести бакшиш.

Горец рассмеялся – он вообще любил поддержать хорошую шутку. Но я ему быстро объяснил, что шутка шуткой, а дело делом, и насчет подчиненности все истинная правда. А потом, пока без лишних подробностей, расписал ситуацию. Объяснил, что против нас, судя по всему, действует матерый, готовый на все враг. Что уже убрали двух свидетелей и хотели убрать меня. И предупредил:

– Ты можешь отказаться. Дело опасное. И неблагодарное.

Тут Горец взвился:

– Саша, ты что такое говоришь?! Хочешь сказать, что я могу испугаться?!

– И мысли такой не было.

– И правильно. Знаешь, я осетин! Мы самые сильные бойцы в мире. – Он чуть замялся, покосившись на меня. – Конечно, вместе с русскими. В моем роду все воины. И все за Россию воевали, несколько сотен лет. Для нас погибнуть в справедливом бою – считай, почет и счастье. Сам товарищ Сталин корни в нашем народе имеет! А ты предлагаешь мне испугаться!

– Я предлагаю тебе вдумчиво работать. Выявить гадину. И самому голову не сложить.

– Вот это разговор! – Он хлопнул меня по плечу. – Ну, говори, кого атаковать?

– Пока что архивы со старыми делами, – сказал я, видя, как лицо помощника становится при этих словах кислым. Мало кто любит архивы со старыми делами…

Глава 10