Томек в Гран-Чако

Смуга, молча выслушав друга, сказал:

– Опять ты мне сюрприз преподнес, капитан. Твой план необходимо обмозговать, причем самым серьезным образом.

– Ну так и обмозговывай, рассвет не скоро. А теперь вот что – надо поесть. Этот наш бульончик вроде остыл, можно пить его прямо из банки, прихваченной из тайника Онари, а мясо есть руками, совсем как в давние времена. Так даже короли ели.

Смуга, выбравшись из гамака, сел на корточки. Оба ужинали молча. За два дня они впервые ели горячую пищу. Когда котелок опустел, Смуга достал из мешка табак и сказал:

– После такого обеда не грех и трубку выкурить. Авось дым никто не учует.

– Отличная мысль! – обрадованно поддержал Новицкий. – Курить хочется не меньше, чем хотелось поесть. Ты давай набивай трубку, а я запалю огниво от костра.

Новицкий чуть раздвинул три горящих полена, чтобы костер лишь тлел, но не горел.

Оба безмятежно попыхивали трубками.

– М-да, после доброго обеда нет ничего лучше ямайского рома и трубки, – мечтательно вздохнул Новицкий. – Вообще-то, не могу сказать, что сыт, но и не голоден.

– Завтра подстрелю кого-нибудь покрупнее, чем тукан, – заверил его Смуга. – Я подумал над твоей идеей – дождемся кампа здесь. Если наши расчеты верны, завтра, максимум послезавтра они будут здесь. Сто́ящая идея, просто хотелось бы, конечно, опередить кампа и предупредить белых с Укаяли. Но видимо, я переоценил силы. Слишком долго проторчал в том каменном мешке без дела.

– Не грызи ты себя! Помнишь слова Агуа, когда ты ей пытался доказать, что, мол, помогая нам, она своих предает?

– Еще бы! Ты прав, конечно. Онари ни за что не стал бы нам помогать, если бы это хоть как-то помешало грядущему восстанию. Откуда нам знать, – возможно, кампа уже затеяли резню на Укаяли.

– Белые, может, тоже не ангелы, но этот Тасулинчи устроит им истинный ад, – сказал Новицкий. – Больше всего жаль женщин и детей. А что делать! Мы с тобой ничего не изменим. Ладно, ты поспи, а я покурю. Разбужу тебя, когда луна скроется за лесом.

– Хорошо, капитан! Ты настоящий друг. Дай мне пару дней, и я буду в форме.

Новицкий, раскурив трубку, сел на ствол поваленного дерева, рядом прислонил штуцер. Из зарослей доносились шелест, потрескивание, разные непонятные звуки, время от времени кричала какая-то птица. Вслушиваясь в ночные звуки джунглей, капитан неотвязно думал о Томеке и его бесстрашной жене. Он почти не сомневался, что Томек сумел вывести друзей из горной глуши. Новицкий верил в его безошибочное чутье путешественника, которое часто выручало их в трудные минуты. Занозой засела в мозгу мысль о продаже яхты. Сумел ли Вильмовский за такое короткое время отыскать покупателя и переслать деньги, позарез нужные для организации новой экспедиции? Если с яхтой не выйдет, в запасе оставался Никсон, но захочет ли он и дальше давать деньги на столь сомнительное предприятие?

Впервые в жизни Новицкий тревожился насчет денег. Раньше он лишь посмеивался над людьми, главной целью которых было обогащение. Он-то всегда довольствовался тем, что зарабатывал тяжким трудом, а все накопленное высылал своим «старикам» в Варшаву.

В задумчивости Новицкий машинально сунул руку в карман и нащупал там узелок. В нем лежало золото, которое вручил ему Смуга. Теперь и у капитана имелось свое золото, а у Смуги его имелось еще больше. Вот передать бы его каким-то образом Томеку, и не о чем было бы печалиться. А в этой тропической глухомани разве могло золото представлять ценность? Вот бесшумная индейская пукуна – другое дело, она была здесь настоящим сокровищем.

Внезапно неподалеку раздался шелест, будто кто-то пробирался через заросли. Новицкий, схватив штуцер, вскочил, готовый открыть огонь. Из чащи вышли какие-то крупные темно-коричневые животные. Новицкий увидел желтовато-серый мех на их щеках и груди, хоботок, оканчивающийся пятачком, услышал издаваемое ими посвистывание и успокоился. Это были американские тапиры, обитающие в густых лесах. Местные жители называют этих животных «анта». Тапиры ведут ночной образ жизни и сейчас явно направлялись на кормежку или на поиски лужи, чтобы вываляться в грязи.

Новицкий нехотя опустил штуцер. Мясо тапиров очень вкусное, но стрелять было нельзя – иначе капитан рисковал выдать свое местоположение. Животные, почуяв опасность, быстро скрылись в глубине леса.

– Опять ты меня не будишь, капитан! – прозвучал голос Смуги.

– Да вот задумался, не заметил, как время пролетело, – стал оправдываться Новицкий. – Это тапиры тебя разбудили. Я уж размечтался об их печенке, да вовремя остановился. Что-то я замерз, тут по ночам холодно и сыро.

– А ты залезь в гамак и укройся двумя одеялами, вмиг согреешься. Я покараулю. И нечего переживать, как-нибудь со всем справимся.

Новицкий расположился в гамаке, взяв с собой штуцер. Прикрылся кожаными одеялами, закрыл глаза и тут же провалился в сон. Смуга присел поближе к костру, согрел руки, потом вставил в пукуну стрелу – собирался на рассвете поохотиться. Рассвет – самое время для охоты: ночные животные возвращаются в свои логова, а дневные отправляются на кормежку.