— Да что вы? Я закоренелый оптимист. Даже если мне на голову кирпич упадет, я все равно буду вопить — жить прекрасно! И ни при каких обстоятельствах по собственному желанию с жизнью не расстанусь. Знаете, какие у меня планы на будущее?..
Оставшись одна, я снова и снова вспоминаю все лучшие моменты в жизни нашего отряда, когда был абсолютный контакт и когда каждый день, прожитый на одном дыхании (хотя и ценою кровавого пота), был для меня праздником; вновь и вновь перебираю в памяти все мало-мальски значительные события, которые вкупе и подготовили почву конфликта, едва не стоившего мне жизни.
Может, я слишком рано затянула поводья? Возможно. Конечно, год работы — это немало. Но и еще ох как недостаточно для того, чтобы у детей выработалась правильная внутренняя установка, чтобы привычки, уже сложившиеся, искоренились, замещаемые другими, прямо противоположными. Чтобы перешли затем в устойчивые черты характера. А затем в натуру. Чтобы свойство индивидуально мыслить возобладало над стадным чувством.
А может, я слишком рано доверила рыхлый еще детский коллектив едва наметившемуся самоуправлению, занявшись тем временем индивидуальной работой с наиболее трудными детьми?
Возможно, драмы бы и не приключилось, оставайся мы по-прежнему в привычных условиях. Жаркое изнуряющее южное лето сделало детей практически неуправляемыми. Привыкшие к праздности, ко всему готовому, они за год едва усвоили простейшие понятия товарищества и дружбы. (Хотя и это было громадным скачком из той бездонной ямы педагогической запущенности, в которой большинство из них пребывало). Трудовые навыки прививались сложнее всего.
Там, дома, мне казалось, что как только дети попадут в такие прекрасные условия базы отдыха, они тут же начнут всеми способами выказывать здоровую тягу к труду. Ведь не могут же не понимать — раз им с такой щедростью предоставили возможность отдохнуть, да еще на берегу моря, то просто необходимо ответить самой искренней благодарностью! Как же была я наивна. Мне и в голову тогда не приходило, что умению быть благодарным надо учить. С малых лет. И не словами. А всем окружающим жизненным укладом…
Именно в благоприятнейших условиях и проявились самые негативные качества, и прежде всего паразитизм, анархизм, эгоизм, присущие в той или иной мере всем «государственным» детям.
Через несколько дней я выписалась с длиннющим списком назначений и рекомендаций.
Ребята встретили доброжелательно. Лишних вопросов не задавали. Им сказали, что у меня было плохо с сердцем.
…ОХ УЖ ЭТИ ДУШИ!
Оставаться на базе после того, что случилось, мы не могли. Тамара Трофимовна даже и речи о том, чтобы мы остались, не заводила; для нее наш отъезд был само собой разумеющимся.
Я чувствовала себя крайне неловко. И более всего оттого, что меня все жалели. А это, повторяю, страх как противно! И еще: было почему-то стыдно за случившееся. Особенно перед Тамарой Трофимовной.
Перед отъездом она пригласила меня к себе.
— Хотите совет? Приедете домой — сразу берите отпуск. Они вам обязаны дать. Плюньте на все и приводите себя в порядок. Ну а по осени возвращайтесь в институт. Все равно в одиночку эту махину не свернуть. Знаете же — плетью обуха… Вот так вот, дорогая Ольга Николаевна.
— Спасибо вам за все, золотой вы человек, Тамара Трофимовна. Только почему в одиночку? Ведь и в нашем детском доме есть хорошие люди. Не справимся сами — пойдем за помощью. Всем миром что-нибудь да придумаем!
— И не надоело? Я за месяц ошалела от этих детей.
— Если по правде — и мне все осточертело до невозможности. Но — привыкла к ним, понимаете? Душой приросла. Не знаю, что мне удастся для них сделать, но буду стараться.
Она даже руками всплеснула — точь-в-точь как моя бабушка!
— Ох уж эти мне души! Вы хоть вспоминаете, с чего все началось? А? Этим же и кончится. Деятельность ваша — какое-то извращенное народничество. Для этих целей целые институты созданы. Вот там пусть голову и ломают, как побороть это стихийное бедствие.
— А там и ломают голову. Вон прочитайте периодику и монографии по вопросам педагогики — я их горы изучила за этот год! В теории все известно, и даже есть уникальные эксперименты в отдельных интернатах и детских домах. Только и рутины еще хоть отбавляй. И людей не хватает. Работать некому. Условия каторжные, а компенсация — по самому мизеру.
— Ну как знаете.
Помолчали. Тамара Трофимовна курила, изящным движением длинных пальцев стряхивала пепел.
— А что с нашим отъездом? — полюбопытствовала я. — Вы ведь не затем меня пригласили, чтобы моими взглядами на проблему детских домов интересоваться.
— Затем, не затем… Билеты на завтра. Ваша дирекция уведомлена. Я отправила телеграмму. — Она достала конверт из стола. — Да, вам еще премия выписана. Небольшая, как вы называете, компенсация, — она улыбнулась.
— Премия? За что? Тут штраф надо брать, а не премировать.