Тайный заговор Каина

В ней стояло большое фортепьяно, это был старинный инструмент немецкой фирмы «Зайлер». Дорогая стереосистема была встроена возле него в книжную полку. Полированные, сделанные из редкого, очень крепкого и красивого розового дерева полки занимали все стены до самого потолка. Как ни странно, но проигрыватель был открыт, на нем лежала пластинка, другая стояла на верхней полке.

Один стенной шкаф был полностью заполнен грампластинками. Сотнями пластинок, стоящих на полках и перемежающихся тонкими латунными табличками-указателями. По-видимому, Камплох собрал все произведения Бетховена, включая одинаковые, но в исполнении разных оркестров, дирижеров и солистов.

Другие стены занимали полки с книгами. Это была впечатляющая коллекция книг на разных языках, а также медицинские труды и работы искусствоведов и музыкальных критиков, касающиеся творчества Бетховена. Портрет композитора в темной дубовой рамке стоял на фортепьяно. Нижняя полка была заполнена массивными партитурами в кожаных обложках.

— Поклонник музыки, — улыбнулся Лансинг. — Да здравствует Бетховен!

На фортепьяно лежал пыльный конверт. Он, вероятно, был от пластинки, находящейся на проигрывателе. Мне понравилась библиотека, в которой стоял приятный запах курительного табака и кожи. Культурный человек этот профессор Камплох.

— Можете посмотреть все, что вас интересует, — сказал Лансинг, наблюдая за мной. Эйлерс следил за моим братом, который неподвижным взглядом смотрел прямо перед собой. — Здесь уже все сфотографировали и сняли отпечатки пальцев.

В углу я заметил старинный журнальный столик орехового дерева с резными ножками в виде львиных голов. На нем стояла лампа с зеленым абажуром, он был ребристый и формой напоминал дыню. Рядом с лампой лежала небольшая раскрытая книга. Подойдя ближе, я узнал ее. Когда-то она была и в нашей домашней библиотеке, причем то же издание. Хорошо помню, что она стояла в шкафу на средней полке слева. Это была поэма Себастьяна Бранта «Корабль дураков» с гениальными иллюстрациями Дюрера. «Корабль дураков» все еще плывет, какая разница, паруса на нем или турбины?..

Я поднял голову и взглянул на брата. Вернер с отсутствующим видом ритмично раскачивался в кресле-качалке, стоящем возле фортепьяно. На фортепьяно стояла большая партитура в потертом кожаном переплете. Я быстро подошел к инструменту. В следующий же момент партитура была раскрыта. Я переворачивал страницы. Это было одно из старейших печатных изданий произведения, которое так любил мой отец, Девятой симфонии Бетховена, выпущенное в 1824 году и посвященное автором Его Величеству королю Пруссия Фридриху Вильгельму Второму. Страницы были тонкими и пожелтевшими. Первая, вторая, третья часть. Третья, которую играли друзья моего отца на его похоронах. В детстве я так любил и боготворил своего отца. Он был самым близким мне человеком, я мог довериться только ему, хотя виделись мы очень редко. Память об отце не угасла и через многие годы. В память о нем я хотел стать музыкантом, что наряду с моим необыкновенным упрямством вызывало ярость моей матери. Мои занятия музыкой длились недолго и в один прекрасный день, насколько мне помнится, закончились навсегда. Но Девятая симфония Бетховена, так любимая отцом, стала и моей любимой музыкой. Я знал ее досконально, и музыкальную партитуру, и вокальную партию четвертой части.

И вот я с наслаждением и трепетом листал эту старую партитуру. Пожелтевшие страницы приятно шелестели. Вот закончилась любимая отцом третья часть, а вместе с ней и мои мимолетные воспоминания.

Дальше следовала часть четвертая. Читая хорал, я вдруг остановился. Слова Шиллера «Все люди станут братьями» были пропущены в хорале.

Детектив, встреченный нами в холле, показал свои записи инспектору. Быстро взглянув, Эйлерс свистнул сквозь зубы и передал блокнот белокурому Лансингу. Тот бегло перелистал несколько страниц, приподнял брови и посмотрел на Эйлерса. Затем он вернул блокнот молодому детективу, тот спрятал его в карман и, тихо спросив что-то у Эйлерса, вышел. Не опуская бровей, Лансинг посмотрел на меня и Вернера, который с сердитым видом продолжал раскачиваться в кресле-качалке. Вытянув губы, шофер начал насвистывать «Марсельезу».

— Вы всегда проводите допросы подобным образом? — язвительно спросил Вернер. — Какова цель этого глупого визита?

— Я уже объяснял вам, — терпеливо ответил Эйлерс. — По-моему, вы могли бы найти здесь что-нибудь, что помогло бы нам. Вы не заметили ничего необычного?

— Нет, — сказал мой брат и отвернулся.

Детектив согласно кивнул, он, видимо, и не ожидал иного ответа.

— А вы? — Эйлерс закурил сигарету.

— В партитуре четвертой части Девятой симфонии, стоящей на фортепьяно, пропущена строка в вокальной партии.

Эйлерс задумчиво посмотрел на меня.

Подойдя к фортепьяно, он полистал партитуру и нашел соответствующее место. Лансинг заглянул тоже. Наконец Эйлерс произнес:

— Действительно. Что-нибудь еще?

Я пожал плечами: