В плотно зарешеченное окно комнаты посетителей внезапно ворвался солнечный свет. Бабочка, привлеченная светом, ударилась о стекло, упала. Снова неуверенно поднялась только для того, чтобы повторить попытку.
— Счастлива? — Я презрительно фыркнул. — Ерунда! Она не может быть счастлива с женщиной!
— Поверь мне, она счастлива — возможно, первый раз в жизни. Ванессе больше не нужен мужчина. Что бы с нами ни случилось, Ванесса — единственная, кто оказался счастлив. А ты, Ричи?
— Я не могу жаловаться, — ответил я. — Со мной обращаются хорошо. Здесь очень приятные люди.
— А как твой судебный процесс?
— Точная дата еще не установлена, — ответил я. — Парадин решает этот вопрос. Я хорошо потрудился, записывая для него все, что произошло.
— Я знаю. Он рассказал мне.
— Весь этот беспорядок напоминает снежный ком. Может пройти несколько месяцев… Только предварительные слушания… Даже после того, как огласят приговор, я им буду нужен на других процессах как свидетель. До сих пор никто не уверен, что со мной произойдет. Против меня даже еще не выдвинуто обвинение.
— Тебе все зачтут, я уверен, — сказал Мински.
— Я тоже так считаю, — согласился я. — На следующей неделе я встречусь лицом к лицу с Лилиан.
— Парадин это мне тоже сказал, — сообщил Борис.
Лилиан, ожидая расследования, находилась под стражей во Франкфурте. Египетские власти выдали ее в марте. С ней ничего не произошло после той ночи, когда я оставил ее связанную в конюшне возле беговой дорожки на острове Гезира. Кроме того, она находилась в особом состоянии, вызванном употреблением наркотиков. За мной тогда следили. Они знали, где Лилиан. Тем не менее организация «Паук» сознательно оставила ее в покое. Казалось, что «Паук» удовлетворен убийством моего брата. Все это дело выглядело как еще один вечный треугольник.
Я хотел знать, на что рассчитывала Лилиан. Я плохо спал, ожидая встречи с ней. Мне было интересно, как она выглядит, что она скажет, как относится ко мне. Возможно, я обвинил ее несправедливо. Возможно, мой брат не рассказал ей всей правды в Каире. Возможно, она не знала, что Вернер готовился убить меня. Так много смягчающих обстоятельств, которые могли бы оправдать ее. Так много обстоятельств.
— Ой вэй! — сказал Мински.
— Что ты сказал?
— То, как ты выглядишь, когда думаешь о Лилиан.
Я молчал.
— Знаешь, у тебя есть все основания страшно ненавидеть эту женщину.
— Да, — сказал я. — Я также знаю, что всегда буду любить ее. Всегда. До смерти.
Мински что-то пробормотал. В мою сторону он не смотрел.
— А какие у нас были планы, не так ли? — Мински пожал плечами.
— Конечно, были, — продолжил я. — Ты все приготовил так тщательно, все рассчитал.
— Рассчитал… — повторил Борис, на губах появилась грустная улыбка. — Рассчитал… Слава Богу, что я просчитался!
Солнце проникало в комнату, и маленькая бабочка все еще билась об оконное стекло. Она падала оглушенная, но тем не менее продолжала свои тщетные попытки вырваться на волю.
«В конце концов, — подумал я, — она останется на подоконнике и умрет».
Мински сказал, что так и будет.