Тайный заговор Каина

— Если бы я так же страстно был предан музыке, как профессор Камплох, у меня нашлось бы время закрыть проигрыватель и положить пластинку в конверт, прежде чем уйти. Я также поставил бы на место партитуру. А здесь все так…

Лицо Эйлерса просияло.

— Браво, — перебил он меня. — Вот видите? — обратился инспектор к Вернеру. — Ваш брат очень наблюдательный. Он сразу обнаружил кое-что существенное. Кажется, вы в этом не очень заинтересованы. Но вы измените свое мнение.

— Послушайте… — начал было Вернер, но Эйлерс жестом попросил его помолчать.

— Похоже на то, что, прежде чем уйти, Камплох слушал Девятую симфонию, не так ли? — спросил Лансинг.

— Действительно, — сказал я.

— И как будто у него не было времени спрятать пластинки, верно?

— Может, он забыл? — предположил мой брат.

— Вполне вероятно. Меня интересует, почему? — Эйлерс посмотрел вокруг. — Ведь профессор, кажется, любит порядок.

— Откуда мне знать? — Вернер презрительно хмыкнул и, повернувшись спиной к детективу, уставился на книжные полки.

— Хотели бы вы узнать, почему? Мы только что выяснили.

— Выяснили что? — спросил я.

— Почему профессор все оставил так. Он слушал Девятую симфонию днем раньше, чем наступил субботний вечер. Около одиннадцати. Затем ему позвонили по телефону из Мюнхенского университета и попросили немедленно приехать. Камплох должен был читать там лекцию.

— Но ведь он должен был читать ее не прошлым вечером, а в пятницу.

— Второй лектор заболел, и планы изменились. Камплоху пришлось срочно выехать прошлым вечером. Он упаковал вещи, подготовил лекцию и уехал. Он спешил. Вот все и осталось неубранным.

— Откуда вам это известно? — спросил я.

— Домработница только что рассказала нам.

— Ага, вот что вы читали.

— Да, в маленьком блокноте, — сказал Эйлерс. — Мы ведь тоже заметили странный беспорядок. Теперь у нас есть объяснение. Камплох позвонил домработнице воскресным вечером после одиннадцати и сообщил, что уезжает в понедельник утром. Когда она приехала сюда в девять утра, профессора уже не было.

— Почему она не убрала здесь?

— По ее словам, она боялась что-либо трогать.

— Ну, а Лилиан, точнее, фрау Ломбард? — спросил мой брат.

— Она вернулась лишь прошлым вечером.

— Вернулась?

— Из Тенерифа.

— Тенерифа? — выпалил я в изумлении.

— Да. У Камплоха там есть дом. Вам об этом, конечно, неизвестно.

— Нет.

— А вам?

У моего брата вновь затряслись губы.

— Ну!

— Я знал о доме, но мне было неизвестно, что фрау Ломбард находилась там.

— Она жила там последние три недели, — объяснил Лансинг. — И возвратилась оттуда около семи, сразу позвонив домработнице. Фрау Ломбард сообщила ей о своем приезде и об отсутствии профессора, что ее удивило.

— Удивило?

— Сегодня у Камплоха день рождения, ему исполняется пятьдесят девять. Планировалось, что фрау Ломбард останется в Тенерифе, а Камплох прилетит туда, чтобы провести с ней выходные. Несмотря на его отвращение к полетам, он все-таки воспользовался бы самолетом, из-за большого расстояния.

— Домработница сказала, что фрау собиралась вернуться после Нового года.

— Но она вернулась раньше. По словам домработницы, фрау Ломбард попросила ее не беспокоиться и сказала, что сама приготовит себе поесть, что она и сделала, судя по невымытым тарелкам на кухне. В доме было достаточно еды, — объяснил Эйлерс.

Он прошел в угол библиотеки и открыл дверь, встроенную среди полок. Свет, проникнув в бар, упал на рюмки, бокалы для приготовления коктейля, бутылки, стоящие на стеклянных полках. На верхней полке находились в основном крепкие напитки и несколько ликеров.

— Здесь есть также прекрасный винный погреб, — сказал Лансинг.

— Вина собраны со всей Европы, причем лучшие. Видите, две средние полки и вся нижняя заполнены винными бутылками. — К моему удивлению, Эйлерс оказался настоящим знатоком в области виноделия. — Вон портвейны 20- и 30-летней выдержки, те, что стоят слева в темных бутылках, а дальше три бутылки еще старше — 1907 и 1911 годов. На этой же полке мадера, тоже с десяток разных бутылок. На нижней полке — монастырский кагор, видите, в бутылках такой странной формы, это старинные бутылки из темно-красного стекла. Вон там, у стенки бара, одна покоится в плетеной корзинке, с нее даже не сняли паутину, видимо, совсем недавно доставлена из погреба. А что у нас тут, пониже? — Эйлерс наклонился и стал внимательно рассматривать нижнюю полку бара. — Так, черный мускат, розовый мускат. — Эйлерс взял бутылку и опять внимательно изучил этикетку и пробку, затем рассмотрел содержимое на свет. — Дальше я вижу венгерский токай и шампанское — две бутылки «Мадам Клико». Доктор серьезно подготовился к своему дню рождения, — выпрямляясь, произнес инспектор. — Настоящая коллекция. — Он пристально взглянул на моего брата. — Даже «арманьяк».

— Ну и? — спросил Вернер.

Инспектор вынул из бара бутылку с остатками вина.

— В особенности старый «арманьяк», — сказал он, глядя на черную позолоченную этикетку, — 1875 год. Сделано в Гасконии, как здесь написано. Немецкий импортер — «Федерсон», Бремен. Вы также живете в Бремене, герр Марк, не так ли?