Тайный заговор Каина

— Мой отец был повешен охранкой… Военный преступник… Мне тогда было десять лет. Обидно, но моего отца выдали. Он мог бы жить в Бонне до сих пор. Это несомненно.

Эйлерс за всю дорогу не проронил ни слова. Он изучал свои ногти, затем начал чистить их с помощью спички.

Я подумал, что, возможно, это и не было провокацией; может, отец Лансинга действительно был повешен охранкой, поэтому его сын ненавидит нацистов. Черт, если б я мог отделить вымысел от правды. Конечно, я всегда слабо разбирался в этом. В детстве я был очень доверчивым, искренне любил мать, боготворил брата. Но когда Вернер несколько раз, обманув мое доверие, посмеялся надо мной, я возненавидел его. Мать же всегда была недовольна мной, что бы я ни делал, и подозревала меня в неискренности, и это сделало меня замкнутым и упрямым. Но больше всех меня обманывала Лилиан, пользуясь тем, что я бесконечно любил ее и доверял ей. А когда я начал понимать, что она лжет, то было уже поздно. Я открыл окно, впуская свежий воздух.

— Закрой окно! — сердито сказал мой брат. — Ты с ума сошел? Я промокну насквозь!

Я посмотрел на брата. Вернер казался даже более потрясенным, чем я, и выглядел совершенно больным. У него тряслись губы. «Интересно, насколько ты виновен в случившемся с Лилиан? Если хоть на каплю, я убью тебя…» Я взял себя в руки, закрыл окно и тут увидел, что Лансинг наблюдает за мной в зеркало заднего обзора. Значит, я не ошибся, у них все было рассчитано? Проверить, кто первый потеряет контроль над собой — я или мой брат?

Я глубоко вздохнул и откинулся на спинку сиденья так, что Лансинг больше не мог следить за мной с помощью зеркала.

— Приехали, — сказал шофер, притормаживая.

Мы остановились у виллы, окруженной огромным садом. Вальдпроменад оказалась тихой улочкой с немногочисленными домами, далеко отстоящими друг от друга. Напротив нас стояло два автомобиля — вероятно, тоже полицейские машины.

Мы вышли из автомобиля. Позади виллы я вновь увидел лес, утопающий в потоках дождя. Мокрый, очень холодный ветер пронизывал насквозь, несмотря на теплое пальто. Я засунул окоченевшие руки в карманы намокшего пальто и подошел к высокой железной ограде, окружавшей особняк. Прямо передо мной была открытая калитка. Рядом с ней — широкие запертые ворота, загораживающие въезд. Во всех окнах виллы горел свет. Где жила Лилиан? Если она занимала более одной комнаты, то куда выходят ее окна и сколько их? Почему Лилиан оказалась прошлой ночью одна в этом большом двухэтажном доме? Где находились остальные жильцы? Кем они были? На одном из двух цементных столбов, расположенных по бокам ворот, был установлен звонок. Ниже его кнопки висела латунная табличка. Наклонившись, я прочитал имя: профессор доктор Клеменс Камплох.

— Камплох? — выпрямившись, я посмотрел на инспектора, чье лицо оставалось бесстрастным. — Камплох? Кто это? Я где-то слышал это имя. — Наконец до меня дошло. — Директор больницы!

Мой брат, стоявший рядом с Эйлерсом, бесстрастно смотрел на меня. Из-за его спины за нами всеми наблюдал Лансинг — столь же бесстрастно.

— Я считал, мы направляемся в квартиру фрау Ломбард!

— Фрау Ломбард проживает здесь. — Эйлерс не сводил с меня глаз.

Очередной порыв ветра обрушился на меня столь внезапно, что мне пришлось схватиться за цементную колонну, чтобы удержаться на ногах.

— Что вы хотите этим сказать?

— Профессор Камплох сдает ей второй этаж.

— Тогда почему здесь нет второго звонка?

— Это относительно небольшой город, — ответил Эйлерс. — Ходят слухи… Фрау Ломбард и профессор Камплох хотят, чтобы их оставили в покое, поэтому она зарегистрирована в полиции как съемщик квартиры и имеет свой телефонный номер. — Эйлерс прошел в ворота. — К счастью, у нее свой номер! Ведь профессор сейчас отсутствует.

Горячая волна ударила мне в голову. Не помня себя, я в два прыжка догнал инспектора и схватил его сзади за плечи.

— Вы имеете в виду, что фрау Ломбард и профессор Камплох — любовники?

Эйлерс кивнул. Зубы мои стучали, я весь дрожал. От холодного ветра, мокрого пальто, насквозь пропитанного ледяной водой, снежных хлопьев, сыпавшихся мне за воротник, или по какой-то другой причине, но я не мог, да и не хотел, сдерживать сотрясавший меня лихорадочный озноб.

— И с каких пор?

— О, должно быть, уже два года. — Я сразу как-то обмяк и убрал руку с плеча инспектора. Он остановился и испытующе взглянул на меня. — Вы действительно ничего об этом не знаете?

— Нет! — Я посмотрел на Вернера. — А ты? — хрипло спросил я. — Ты знал?

— Конечно, Ричи, — ответил мой брат.