— Откройте его!
Я взял медальон из рук Эйлерса. Открыл. Когда я дарил медальон Лилиан, в нем была фотография, на которой мы были сняты вместе. Но сейчас передо мной лежала фотокарточка мужчины лет пятидесяти, в очках без оправы, со светлыми усами, густыми белокурыми волосами и длинным шрамом через всю щеку.
Эйлерс сказал мне, чтобы я вынул фотографию и осмотрел с другой стороны. Там были телефонные номера Стрипа, коды районов и номер моего телефона.
— Медальон был на фрау Ломбард, когда мы нашли ее, — объяснил доктор Хесс. — Но эта фотография лежала возле телефона.
— Очень странно, — задумчиво произнес инспектор. — Не так ли, герр Марк?
Я внутренне напрягся.
Но он смотрел на моего брата, а не на меня. На бледном, опустошенном лице Вернера появилось выражение паники, жалкого страха. Но был ли этот ужас связан с Лилиан?
Первая книга моего брата была опубликована, когда ему было девятнадцать лет. Роман «Мост» был с восторгом принят критиками, стал бестселлером и сразу сделал моего брата знаменитым. В книге шла речь о жизни и работе группы людей, занятых сооружением моста.
Я обещал государственному обвинителю, доктору Парадину, говорить правду, чтобы помочь в быстрейшем раскрытии этого преступления, поэтому я не говорю, что книга имела успех потому, что ее издание было разрешено нацистами. Нет, нет… кем бы ни был мой брат, он всегда был превосходным писателем.
Мечты моей матери осуществились, когда книга Вернера была признана «Кляйст Авардом». Через шесть месяцев Вернер был приглашен писать для эсэсовского журнала, издающегося в Берлине. От него потребовали вступления в СС. Брату предложили солидное жалованье, возможность путешествовать и свободу писать. Он, не задумываясь, согласился.
— «Черный корпус» — журнал для элиты, — сказал Вернер по возвращении во Франкфурт. — Он стоит выше бюргерской узости взглядов. Это большая честь для меня. А ты, мама, можешь теперь не работать. Наконец ты сможешь насладиться покоем!
Мать обняла и поцеловала его. Мне же она сказала:
— Вот она, справедливость. Ты принес мне так мало радости, Рихард — я не сержусь на тебя, не твоя вина, что ты унаследовал характер отца, — но мой милый Вернер дарит мне радость, в которой я так сильно нуждаюсь.
Несколько месяцев спустя — я еще ходил в школу (скверный ученик, исключая немецкий и английский языки) — возвратился мой брат в своей изящной черной униформе и с серебряным черепом на черной фуражке.
Это произошло в августе того самого года, когда в Афинах родился Панос Митсотакис.
Инспектор Эйлерс взял у меня медальон на золотой цепочке и попросил нас сопровождать его при осмотре квартиры Лилиан.
Мой брат порывисто поднял голову.
— Зачем? — враждебно спросил он.
Эйлерс задумчиво ответил:
— Попытаемся пролить свет на этот случай. Может быть, вы или ваш брат, поскольку вы оба были знакомы с фрау Ломбард в течение долгого времени, опознаете или найдете что-то, могущее представлять интерес.
— Не думаю, что… — решительно начал мой брат, но был прерван инспектором:
— Вы бы предпочли, герр Марк, чтобы это происшествие осталось нераскрытым?
Вернер вздрогнул и сжал кулаки.
— Я не желаю, чтобы вы говорили со мной таким образом! Я пожалуюсь вашему начальству! — Голос его звенел от ярости.
— Вернер, — сказал я, удивленный его взрывом, — ты с ума сошел? Ведь нужно, чтобы все выяснилось, и как можно скорее. Ты против? Что с тобой происходит?
Казалось, что брат пробудился от страшного сна. Он пришел в замешательство, расслабленно опустился в кресло и вытер платком влажный лоб.
— Простите меня. — Вернер перевел взгляд с меня на Эйлерса. — Возбуждение… в конце концов фрау Ломбард и я были…
— Женаты. Мы знаем. — Эйлерс оставался невозмутимым. — Тем более, по-моему, именно вы должны быть заинтересованы в разгадке случившегося.
— Я заинтересован, конечно. Я так расстроен, что, естественно, не мог сдержать себя. Конечно, я пойду с вами в ее квартиру, если вы, инспектор, считаете, что это необходимо. Пожалуйста, извините меня за эту вспышку.
Эйлерс раздраженно кивнул.
Мы попрощались с доктором Хессом и вышли в коридор. Вокруг сновали санитарки и пациенты. На мгновение я замешкался.
— Что-то не так? — спросил Эйлерс.
— Я забыл шарф, — сказал я и поспешил обратно в кабинет доктора Хесса. Подойдя к двери, я услышал его голос и обрывки разговора. Я остановился и прислушался. По эту сторону двери было отчетливо слышно каждое слово доктора: «…с Эйлерсом. Они поехали на квартиру… Нет, сейчас не годится — необходимо что-то предпринять. Вы должны сделать это, и быстрее… Вы или…» Голос стал тише, тогда я взялся за ручку и открыл дверь. Лицо Хесса было мертвенно-бледным.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Мой шарф, — ответил я. — Я забыл его. Вот здесь, на диване. — Я вошел. Доктор последовал за мной. Еще был слышен голос, доносившийся из трубки, лежащей на столе.
— У вас разговор, — сказал я, кивнув в сторону телефона.
Он нерешительно взглянул на телефонную трубку и положил ее на рычаг.
— Что вы слышали?
Я улыбнулся наивности вопроса.