Спящие красавицы

За экраном Будки широкоплечая Лэмпли, сидевшая перед пультом, грозно подалась вперед. Казалось, сейчас она прыгнет и пробьет экран. Джанетт полагала, что, несмотря на внешнюю худобу, Энджел могла постоять за себя в драке, но против Лэмпли шансов у нее не было.

– Фицрой, это что, угроза? Несмотря на все то дерьмо, что творится сегодня? Трое заключенных облеплены паутиной, я сижу вторую смену и устала как черт, а ты еще пытаешься испытать меня на прочность? Уж поверь мне, это плохая идея.

Энджел вскинула руки.

– Нет-нет-нет, дежурная. Я лишь хочу сказать, что в такой ситуации и сама не стала бы доверять себе. Список моих правонарушений говорит сам за себя, и многое осталось за кадром, хотя сами понимаете, подробностями делиться я не стану.

Джанетт коснулась рукой лба и уставилась в пол. Если кто-то и собирался после условно-досрочного освобождения направить Энджел в область международной дипломатии, ему следовало подумать дважды.

– Выметайся отсюда, гребаная кретинка, – сказала Лэмпли.

– Поэтому я и привела с собой Джанетт. – С этими словами Энджел указала на нее: та-дам!

– Да, это все меняет.

– Давайте без насмешек. – Энджел опустила руку. И дружелюбия в ее лице поубавилось. – Не надо насмехаться, дежурная.

– Не тебе меня учить, что надо, а что не надо, заключенная.

Джанетт решила: сейчас или никогда.

– Дежурная Лэмпли. Извините, мы не собирались доставлять лишних хлопот.

Ван, которая уже начала грозно подниматься со стула, вновь села. В отличие от Фицрой, для которой плохое поведение было нормой, ее собственностью, как в «Монополии», Сорли отличалась дружелюбием. И согласно Ри Демпстер, этот мерзкий Питерс надругался над ней. Ван решила, что выслушает ее.

– Так что там у тебя?

– Мы хотим сварить кофе. Особый кофе. Который поможет всем бодрствовать.

Ван держала палец на кнопке аппарата внутренней связи секунду или две, прежде чем задать очевидный вопрос:

– Что значит – особый?

– Крепче обычного, – пояснила Джанетт.

– Вы тоже сможете его выпить, – вставила Энджел и попыталась щедро улыбнуться. – Он сразу вас взбодрит.

– Только этого мне не хватало! Тюрьма, полная обдолбанных заключенных! Это будет прекрасно! Позволь догадаться, Фицрой: этот ваш тайный ингредиент – крэк-кокаин?

– Ну… не совсем. Поскольку у нас его нет. И позвольте спросить: какова альтернатива?

Лэмпли признала, что не знает.

Вновь заговорила Джанетт:

– Дежурная, если с этой Авророй не разберутся в самом скором времени, здешние женщины встревожатся. – Она еще произносила эти слова, когда до нее окончательно дошло. За исключением Моры Данбартон и еще пары заключенных, отбывавших пожизненное, остальные хотя бы видели свет в конце тоннеля: выход на свободу. Фактически Аврора гасила этот свет. Никто не знал, что будет после сна – и будет ли вообще. Как никто не знал, что будет после смерти. – Они встревожатся, начнут нервничать, испугаются, и это может стать серьезной… проблемой. – Джанетт сознательно не использовала слово «бунт», хотя имела в виду именно эту проблему. – Они уже встревожены, расстроены и напуганы. Вы сами сказали, трое наших подхватили эту заразу. Все нужные ингредиенты есть на кухне. Вы только должны пустить нас туда, а мы сделаем остальное. Послушайте, я не пытаюсь давить или гнать волну. Вы же меня знаете. Я пытаюсь сделать как лучше. Я никогда ничего не нарушала. Я просто высказываю свои опасения и предлагаю решение.

– И ваш особый кофе решит проблему? Станет тем возбудителем, который позволит всем примириться с ситуацией?

– Нет, дежурная, – ответила Джанетт. – Я так не думаю.

Лэмпли нащупала татуировку надгробия с надписью «ТВОЯ ГОРДОСТЬ». Несколько раз прошлась по ней пальцами. Взгляд сместился вверх, к чему-то за пределами экрана.

Часы, подумала Джанетт, скорее всего там часы. Лэмпли вышла в утреннюю смену. Вероятно, легла спать в девять вечера, встала в пять или в половину шестого утра и поехала на работу. Часы висели и в камере, поэтому Джанетт знала, что сейчас около пяти: день клонился к вечеру.

Дежурная помотала головой на толстой шее. Джанетт заметила мешки у нее под глазами. Результат двойной смены.

– Твою мать, – сказала Лэмпли.

Джанетт не могла услышать ее через звуконепроницаемую перегородку, но все поняла по движению губ.

Лэмпли наклонилась к аппарату внутренней связи.

– Расскажи мне больше, заключенная. Просвети меня.

– Я думаю, этот кофе даст всем немножко надежды. Позволит почувствовать, что что-то делается. И даст еще немного времени на разрешение ситуации.

Взгляд Ван вновь метнулся вверх. Дискуссия продолжилась, превратилась в переговоры, потом вылилась в конкретный план, но именно в этот момент Джанетт поняла, что дежурная Лэмпли с ней согласна: с часами не поспоришь.

2

Клинт и Коутс остались в кабинете начальника вдвоем, но какое-то время оба молчали. Дыхание Клинта выровнялось, однако сердце продолжало учащенно биться, и он чувствовал, что кровяное давление, которое при последнем медосмотре находилось на верхней границе нормы (Лайле он об этом не сказал, у нее хватало своих забот), сейчас определенно зашкаливало.