С усилием, с невероятным усилием, Джейнис Коутс выпрямилась на стуле и встретилась взглядом с Клинтом. Несмотря на остекленевшие глаза, когда она заговорила, ее язык практически не заплетался:
– Задержи его, док. Прежде чем он уедет. Запри этого похотливого сукина сына в одной из камер крыла В, а ключ выброси.
– Нужно, чтобы тебя вырвало, – сказал Клинт. – Сырые яйца. Я принесу с кухни…
– Слишком поздно. Я отключаюсь. Скажи Микки… – Ее глаза закрылись. Она заставила их открыться. – Скажи Микки, что я ее люблю.
– Ты скажешь ей сама.
Коутс улыбнулась. Ее глаза стали закрываться.
– Ты за старшего, док. Во всяком случае, до возвращения Хикса. Ты… – Она широко зевнула. – Обеспечь их бежопашношть, пока они вше не зашнут… а потом… обешпечь их бежопашношть, обешпечь нашу бежопашношть, пока мы…
Начальник Коутс скрестила руки на столе, положила на них голову. Клинт с изумлением и ужасом наблюдал, как белые нити потянулись из волос, из ушей, из раскрасневшихся щек.
Так быстро, подумал он. Чертовски быстро.
Он поспешил из кабинета, чтобы попросить секретаря Коутс объявить тревогу и задержать Питерса на территории тюрьмы, но Бланш Макинтайр в приемной не было. На столе лежал бланк с логотипом тюрьмы. Бланш воспользовалась черным маркером. Клинт дважды перечитал слова, написанные крупными печатными буквами, прежде чем поверил своим глазам.
УШЛА В КНИЖНЫЙ КЛУБ.
Книжный клуб?
Правда?
Бланш ушла в свой гребаный
Клинт побежал по Бродвею к вестибюлю, огибая бродивших по коридору редких заключенных в мешковатой коричневой униформе, чувствуя на себе их изумленные взгляды. Добравшись до запертой двери в вестибюль, он жал кнопку аппарата внутренней связи, пока Милли Олсон, все еще дежурившая на посту, не ответила:
– Господи, док, не ломайте. Что случилось?
Через двойные стеклянные панели он видел, как потрепанный «шевроле» Дона Питерса выезжает из шлюза во внешние ворота. Даже видел пухлые, короткие пальцы Питерса, приложившие удостоверение к сканеру.
Клинт вновь нажал кнопку.
– Не важно, Милли. Не важно.
Глава 13
По пути в город в голове Лайлы Норкросс вдруг зазвучала глупая, неприличная песенка, которую она и ее подружки распевали на улице, там, где их не могли слышать родители. И она запела ее в умирающем свете дня:
– Нас ра, нас ра, нас рано разбудили,/ На ху, на ху, на хутор проводили,/ И ба, и ба… и бабочек ловили… – Как же там было дальше? А вот так. – Под же, под же, под желтыми цветами/ Нас ра, нас ра, нас радует весна…
В самый последний момент Лайла осознала, что съехала с дороги и катит в подлесок, к крутому склону, на котором ее патрульный автомобиль перевернулся бы не меньше трех раз, прежде чем добраться до дна. Она обеими ногами вдавила в пол педаль тормоза, и автомобиль остановился, зависнув передним бампером над склоном. Лайла переводила рукоятку коробки передач на «парковку», когда почувствовала, как какие-то щупальца нежно ползут по щекам. Сорвала их, успела увидеть, как они тают на ладони, потом распахнула дверцу, попыталась выйти. Ремень безопасности отбросил ее обратно, на спинку сиденья.
Она расстегнула ремень, вылезла, постояла, глубоко вдыхая воздух, температура которого начала понижаться. Хлопнула себя по лицу, потом еще раз.
– На грани, – сказала она. Далеко внизу бежал с журчанием на восток один из маленьких ручейков – на местном сленге,
Действительно, на грани. Она, конечно, заснет, какие сомнения, и эта белая паутина вырастет из ее кожи и затянет тело, но она не позволит такому случиться, пока хотя бы еще раз не поцелует и не обнимет своего сына. Это обязательство Лайла собиралась выполнить любой ценой.
Вернувшись за руль, она схватила микрофон.
– Четвертый, это первый. Прием.
Молчание. Она уже собралась повторить вызов, когда Терри Кумбс ответил:
– Первый, это четвертый.
Голос звучал как-то необычно. Словно Терри подхватил простуду.
– Четвертый, вы проверили аптеки?
– Да. Две разграблены, одна горит. Пожарные уже на месте, так что огонь не распространится. Фармацевта в «Си-Ви-Эс» застрелили, и мы думаем, что в «Райт-эйд» не меньше одного трупа. Там пожар. Пожарные пока не могут назвать точное число жертв.
– Нет.
– Сожалею, шериф, но это правда.
Похоже, он не простудился, а плакал.
– Терри? В чем дело? Случилось что-то еще.