Это выглядело так по-американски – разваливающийся дом и сверкающий пикап, – что Фрэнк едва не рассмеялся. Он пошел дальше, улыбаясь. Его разуму потребовалось несколько секунд, чтобы отреагировать на то, чего просто не могло быть: груда черной одежды у дерева шевелилась. Двигалась.
Фрэнк вернулся к бреши в разномастном заборе. Присмотрелся к груде одежды. Она дышала.
А дальше все произошло как во сне. Казалось, он не подлез под забор и не пересек двор, а скорее телепортировался к дереву, у которого лежало что-то черное.
Это была собака, и Фрэнку не хотелось думать, какой породы: средних размеров, может, овчарка, может, молодой лабрадор, может, обычная дворняга. Черная шерсть лезла клочьями из искусанной блохами, воспаленной кожи. Виднелся только один глаз – маленький белый круг, утонувший в чем-то, смутно похожем на голову. Четыре лапы были неестественно изогнуты, явно сломанные. Абсурд (пес никак не мог убежать), но цепь обматывала ему шею и крепилась к дереву. Бок пса поднимался и опускался при вдохах и выдохах.
– Ты нарушаешь право собственности! – Фрэнк услышал голос позади себя. – И учти, ты у меня на мушке!
Фрэнк поднял руки и повернулся, чтобы увидеть перед собой Фрица Мишема.
Невысокого мужчину с нечесаной рыжей бородой, в джинсах и линялой футболке.
– Фрэнк? – В голосе Фрица слышалось недоумение.
Они знали друг друга, пусть и не слишком хорошо, по «Скрипучему колесу». Фрэнк помнил, что Фриц работал механиком, и люди говорили, что у него при необходимости можно купить оружие. Правда это или нет, Фрэнк сказать не мог, но несколькими месяцами раньше они угостили друг друга выпивкой, когда сидели в баре и смотрели американский футбол. Фриц, этот монстр, мучивший собак, изъявлял свою любовь к пасам. «Горцы», по его мнению, не умели их разыгрывать. Фрэнк слушал его и кивал; он слишком плохо разбирался в спорте. К концу матча, когда Мишем уже накачался пивом, он утратил интерес к пасам и пытался вовлечь Фрэнка в разговор о евреях и федеральном правительстве. «У этих крючконосых все схвачено, тебе это известно? – Фриц наклонился вперед. – Я хочу сказать, моя семья приехала из Германии. Поэтому я знаю». Эти слова побудили Фрэнка отбыть.
Теперь Фриц опустил винтовку, из которой целился во Фрэнка.
– Что ты тут делаешь? Пришел купить карабин? Могу продать хороший, что длинноствольный, что обрез. Слушай, может, пока по пиву? – Хотя Фрэнк не произнес ни слова, очевидно, его тело передало некое послание, потому что Фриц досадливо спросил: – Ты расстроился из-за собаки? Напрасно. Этот сукин сын покусал моего neffe.
– Твоего кого?
– Neffe. Племянника. – Фриц покачал головой. – Некоторые старые слова, они так прилипают. Ты удивишься, узнав…
Это все, что успел сказать Мишем.
Когда Фрэнк закончил, приклад отобранной у негодяя винтовки, на который легла большая часть работы, треснул и покраснел от крови. Фриц распростерся в грязи, держась руками за промежность, на которую Фрэнк не раз и не два обрушил приклад. Глаза Фрица заплыли, и он харкал кровью при каждом вдохе, поднимавшем сломанные ребра. Вероятность того, что Фриц умрет после такой трепки, была весьма велика.
Возможно, он не нанес Фрицу Мишему столь тяжелых повреждений, как ему показалось, – именно это говорил он себе в последующие недели, регулярно просматривая раздел некрологов. И никто не пришел, чтобы арестовать его. Но Фрэнк не чувствовал за собой вины. Это была маленькая собачонка, а маленькие собачонки не могут дать сдачи, постоять за себя. Для таких издевательств над животным, даже скверным, не могло быть оправданий. Некоторые собаки могли убить человека. Но ни одна собака не сделала бы с человеком то, что сделал Фриц Мишем с несчастным существом, прикованным цепью к дереву. Что собака понимала в удовольствии, которое доставляла людям жестокость? Ничего, такому не учатся. А вот Фрэнк понимал, и его душу не терзали муки совести за содеянное с Фрицем Мишемом.
Что касается жены Мишема, откуда Фрэнк мог знать, что у этого человека была жена? Но он узнал. Будьте уверены. Элейн об этом позаботилась.
– Его жена? – спросил Фрэнк. – А она тут при чем? Меня не удивило, что она попала в приют. Фриц Мишем – сукин сын.
Когда по городу поползли слухи, Элейн спросила его, правда ли, что именно он так отделал Фрица Мишема? Фрэнк допустил ошибку, признавшись, и после этого она не позволяла ему забыть о том происшествии.
Элейн отложила ложечку и пригубила кофе.
– Кто с этим спорит.
– Надеюсь, она в итоге ушла от него, – сказал Фрэнк. – Но я не несу за нее никакой ответственности.
– Разве на тебе не лежит ответственность за то, что ее муж, едва оклемавшись после твоих побоев, вернулся из больницы домой и избил ее до полусмерти?
– Нет, абсолютно нет. Я к ней и пальцем не прикасался. Мы это уже обсуждали.
– Да-да. И за ребенка, которого она потеряла, ты тоже не несешь никакой ответственности? – спросила Элейн.
Фрэнк шумно втянул сквозь зубы воздух. Ни про какого ребенка он не знал. Элейн упомянула его впервые. Выбирала самый удобный момент, чтобы напасть из засады. Та еще подруга, та еще жена.