Спящие красавицы

– Она была беременна? Потеряла ребенка? Да, тяжелое дело.

Элейн смотрела на него с таким видом, будто не верила своим глазам.

– Это все, что ты можешь сказать? Тяжелое дело? Я потрясена твоим состраданием. Ничего бы этого не случилось, если бы ты просто позвонил в полицию. Ничего, Фрэнк. Его бы посадили в тюрьму, а Кэнди Мишем сохранила бы ребенка.

Элейн умела раздувать чувство вины. Но если бы она увидела того пса, увидела, что сделал с ним Фриц, возможно, подумала бы дважды, прежде чем так злобно смотреть на него. Мишемы этого мира должны платить по счетам. Равно как и доктор Фликинджер…

Тут у него возникла идея.

– Почему бы мне не привезти мистера Мерседеса? Он врач.

– Ты про того парня, который переехал кошку старика?

– Да. Его мучила совесть из-за того, что он ехал слишком быстро. Уверен, он поможет.

– Ты слышал, что я тебе только что сказала, Фрэнк? Ты впадаешь в неистовство, и это всегда приводит к последствиям!

– Элейн, забудь про Фрица Мишема и забудь про его жену. Забудь про меня. Подумай о Нане. Может, доктор сможет помочь. – Действительно, Фликинджер мог решить, что он у Фрэнка в долгу: тот выместил злость на автомобиле, а не ворвался в дом и не отметелил самого доброго доктора.

Снова полицейские сирены. По улице с ревом пронесся мотоцикл.

– Фрэнк, мне хочется в это поверить. – Элейн говорила медленно, тщательно подбирая слова, чтобы казаться искренней, но именно таким тоном она объясняла Нане, как важно поддерживать порядок в ящиках комода. – Потому что я тебя люблю. Но я тебя знаю. Мы прожили вместе десять лет. Ты избил человека до полусмерти из-за собаки. И одному Богу известно, как ты обошелся с этим Фликмюллером, или как его там.

– Фликинджером. Его зовут Гарт Фликинджер. Доктор Гарт Фликинджер. – Господи, ну как она могла быть такой тупой? Ведь их едва не растоптали и чуть не застрелили, когда они пытались найти врача, чтобы тот осмотрел их дочь.

Элейн допила кофе.

– Просто оставайся здесь, рядом со своей дочерью. Не пытайся исправить то, чего даже не понимаешь.

Тут Фрэнка Джиэри посетило жуткое озарение: все станет проще, едва Элейн заснет. Но пока она бодрствовала. Как и он.

– Ты ошибаешься.

Она моргнула.

– Что? Что ты сказал?

– Ты думаешь, что всегда права? Иногда – да, но не в этот раз.

– Спасибо за столь чудесное откровение. Я пойду наверх, посижу с Наной. Составь мне компанию, если хочешь, но если ты поедешь к этому человеку, если поедешь хоть куда-то, между нами все будет кончено.

Фрэнк улыбнулся. У него на душе воцарился покой. И как же это было приятно.

– У нас и так все кончено.

Она воззрилась на него.

– Для меня важна Нана. Только она.

6

По пути к пикапу Фрэнк остановился у поленницы, сложенной рядом с задним крыльцом. Дрова он рубил сам. Полкорда осталось после зимы. Маленькая дровяная печь «Йотул» на кухне добавляла уюта и тепла в холодную погоду. Нана любила сидеть рядом в кресле-качалке и делать домашнюю работу. Когда она склонялась над книгой и волосы падали ей на лицо, Фрэнку казалось, что Нана – маленькая девочка из девятнадцатого столетия, в котором отношения между мужчиной и женщиной были гораздо проще. В те времена ты говорил женщине, что собираешься делать, и она или соглашалась, или держала рот на замке. Он помнил слова, которые его отец сказал матери, когда та выступила против покупки новой электрической газонокосилки: «Ты ведешь домашнее хозяйство. Я зарабатываю деньги и оплачиваю счета. Если тебя это не устраивает, говори».

Она промолчала. Они жили вместе долго и счастливо. Почти пятьдесят лет. Без всяких семейных консультантов, разъездов, адвокатов.

Большой кусок брезента накрывал дрова, маленький – колоду для колки. Фрэнк поднял маленький брезент и вытащил топор из расщепленного дерева. Фликинджер не казался грозным противником, но всегда лучше подготовиться.

7

Дороти заснула первой. Голова откинулась назад, рот открылся, вставные челюсти с налипшими крошками печенья немного съехали. Она похрапывала. Остальные наблюдали, как белые нити плыли и распутывались, разделялись и плыли, плыли и падали на кожу. Они ложились, как миниатюрные слои бинта, крест-накрест.

– Хотела бы я… – начала Маргарет, но, чего бы она ни хотела, озвучить желание ей так и не удалось.

– Думаете, она страдает? – спросила Бланш. – Думаете, это больно?

И хотя слова, словно камни, тяжело ворочались во рту, сама она никакой боли не испытывала.

– Нет. – Гейл поднялась, библиотечный экземпляр «Искупления» упал на пол, зашуршав бумагой и скрипнув обложкой. Опираясь о мебель, Гейл направилась к Дороти.

Этот поступок произвел на Бланш вялое впечатление. Приняв таблетки, они добили бутылку пино, и Гейл выпила больше остальных. Одна из тюремных дежурных участвовала в соревнованиях по армрестлингу. Бланш задалась вопросом, а проводятся ли соревнования, участники которых, выпив вина и приняв наркотики, должны пройти по комнате, не переворачивая стулья и не врезаясь в стены. Возможно, Гейл разминулась со своим призванием!

Бланш хотела поделиться этой мыслью с Гейл, но смогла сказать только:

– Красиво… идешь… Гейл.