Совершенный изьян

Пётр отошёл от стены и уселся на диван. Пялиться в минбан не хотелось. Он осмотрелся, сонно сощуривая глаза. В сумерках гостиная уменьшилась в размерах. Мрак отъедал у него жизненное пространство. Из-за спёртого воздуха было тяжело дышать.

Взгляд Петра остановился на дзыне, который валялся на столе рядом с наполненным водой стаканом. На секунду Петру показалось, что дзынь работает — его забра́ло светится и отбрасывает на стену цветную тень. Пётр испуганно вздрогнул и вскочил на ноги. Но испод забра́ла был чёрным.

Пётр схватил со стола дзынь и зашёл в комнату, которой не пользовался. Воздух там стал плотным от пыли. Пётр положил проволочный шлем на тумбочку, вышел и аккуратно закрыл за собой дверь, чувствуя приятное усталое спокойствие. Голова побаливала, но он понимал, что это не помешает ему заснуть.

Синего пятна на стене больше было.

2.16

Окно в комнате закрывали тяжёлые плотные шторы, в складках которых месяцами скапливалась пыль. Свет с улицы сюда не проникал, и даже потолочная лампа, ещё рабочая, загоралась настолько редко, что стены давно привыкли к темноте.

Пётр нечасто заходил в комнату. Во сне он жалел об этом, тут же придумав сотни безумных способов, как можно использовать это придаточное пространство, несколько кубометров застоявшегося воздуха и тишины. Но сейчас в комнате не было ничего, кроме угловатой тумбочки и выцветших бумажных обоев, узоры на которых — то ли в виде чернильных каракулей, то ли в виде иероглифов — в темноте напоминали страшные, сочащиеся тьмой порезы.

На тумбочке лежал дзынь.

Дзынь покачнулся, как от сквозняка, обмотанная проволокой батарейка затряслась и заклацала, словно что-то разрывало её изнутри, а экран с внутренней стороны забра́ла ослепительно вспыхнул.

По стенам, поверх похожих на иероглифы каракулей, заскользили синие пятна. Через секунду всё вокруг осенило голубым светом, мерцающим, как от старых газовых ламп. Пётр с удивлением отметил, что комната гораздо больше в размерах, чем он запомнил — по сравнению с ней и его спальня, и даже гостиная были тесными клетушками, щедро сдобренными темнотой.

Дзынь на тумбочке вновь завибрировал, и аккумулятор чуть не вылетел из проволочной паутины, криво свесившись на тонких, как нервные нити, проводах. Забра́ло тоже странно перекосилось, экран на внутренней стороне на секунду закрасила темнота — и тут же сменилась прежним яростным светом.

Но что-то изменилось.

Синие отблески исчезли и, хотя комнату по-прежнему омывало светом, по линялым обоям, из тонко прочерченных стыков между стенами и потолком, полилось что-то густое и чёрное, как мазут.

В этот момент Пётр захотел проснуться.

2.17

— Ох, и дубак у тебя!

Катя стояла в дверях и щурилась, как от яркого света, хотя свет горел только в гостиной, и девушку обступала темнота.

— Отопление недавно отключали, — сказал Пётр. — Прогреться не успело пока.

— Как ты тут вообще…

Катя качнула головой. Казалось, она в любой момент может выскользнуть обратно в коридор.

— Проходи! — нахмурился Пётр. — И дай дверь закрою! Последнее тепло выпустишь.

— Тепло! — фыркнула Катя. — Где ты тут тепло…

Но всё же она нехотя отлипла от двери, прошлась по комнате и остановилась у обеденного стола. Пётр представил, что вот сейчас она сделает ещё шаг, и её бедро провалится сквозь столешницу.

— Хочешь чего-нибудь? Есть чай.

— Ботинки снимать не буду! — заявила Катя, брезгливо осматривая затоптанный пол.

— И не надо. Пальто тоже не снимай. Холодно здесь.

— В следующий раз… — начала Катя, но не договорила и плюхнулась на скрипнувший диван.

Её лицо вдруг зарозовело. Она расстегнула верхние пуговицы пальто — термоподкладка наверняка заработала в полную силу, — и закинула ногу на ногу. С толстых подошв на пол капала грязь.

Пётр стоял напротив, потирая небритые щёки.

— Есть чай. Травяной чай, настоящий. Не хочешь?

— Травяной чай? — Катя поморщила нос. — Гадость какая!

— Полезный. И горячий.

— Коктейльчик лучше сообрази какой-нибудь.

— Смеёшься? Здесь тебе не «Радуга». Да и было бы из чего.

— Эх! — Катя деланно вздохнула. — Тогда давай водки!

— Чего? — Пётр уставился на Катю. — Какой ещё водки?

— Да ладно, расслабься ты! — рассмеялась Катя и шлепнула ладошкой по дивану, приглашая Петра сесть рядом. — Шучу я!

— Шутница! — буркнул Пётр. — Быстро нашла?

— Что нашла?

— Мой дом.

— А чего искать? В картах же всё есть.

— Ах, да.

— Вообще нормально тут у тебя! То есть было бы нормально, если бы не вся эта грязь и дикий дубак. Один значит живёшь?

— Один.

— А сколько комнат?

— Три.

— И все такие же пустые и холодные?

— Отопление обычно во всех комнатах отключают.

Пётр выудил из кармана сигарету и стал ощупывать куртку в поисках зажигалки.

— Собираешься курить? — нахмурилась Катя.

— Да. — Зажигалка нашлась в нагрудном кармане. — Я у себя дома, так что прости, но я собираюсь курить.

— Да кури, кто ж тебе говорит.

— Кстати, несмотря на этот твой встроенный навигатор, ты опоздала на час.

— Дела были.

— Дела?

— Ага, дела.

Они замолчали. Пётр затянулся, выдохнул через ноздри дым, подошёл к столу, на котором стояло прикидывающееся пепельницей чайное блюдце, и стряхнул в него искры.