Совершенный изьян

— В «Радуге» мы познакомились. И Лизку он тоже знал, и чего? Тебе-то какое до этого дело? Ревнуешь, что ли?

— Болтай поменьше!

— Или ты из этих, которые против всего на свете, и Чен-Сьян для них прям корпорация зла с самим сатаной во главе? Сам не можешь, и другим тоже нельзя?

— Чего ты вообще несёшь! — Пётр устало взглянул на Катю. — Давай, заходи в свою дыру. И поехали, а то дороги вконец заметёт.

Катя откинула со лба чёлку, повернулась к иероглифу и — словно стала глядеться в невидимое зеркало. Она застыла, безжизненно свесив вдоль тела руки, расплескав вокруг себя мигом потускневший свет, который уже не справлялся с густеющей темнотой. Она и сама казалась угасающей, как будто портал на стене высосал из неё жизнь.

Стоять рядом с ней было невыносимо.

Пётр собирался проверить соседнюю комнату, даже посветил в неё пингом, но понял, что не хочет заходить туда один — как если комната просто не сработает Кати, останется бессмысленной и пустой.

Внезапно Катя резко вздохнула и завертела головой, приподняв вновь налившиеся светом руки.

— И как? — спросил Пётр, когда они встретились взглядом. — Чего видишь?

— Вроде бы, — Катя нахмурилась, — ничего. Вернее…

— Опять медленная дыра?

— Вроде того. Но что-то есть. Комната изменилась, хотя и не совсем понятно, как.

Катя оглядывалась по сторонам.

— Это не опасно? — спросил Пётр. — Вряд ли бы мне понравилось, если бы меня пытались запугать — да ещё так, что хер от реальности отличишь.

— Ой, нет тут ничего опасного. Сколько раз я уже это делала. Да и всё отличимо на самом деле, я же говорила.

— Изъян, да.

— Просто очень ловко сделано. И… — Катя изучала пол у себя под ногами. — …визуала никакого нет. Я думала, пятно крови это мерзкое появится. Может, даже что-нибудь произойдёт. Какая-нибудь сценка. Они реально такими жуткими бывают, до дрожи…

— Сценка? Вроде убийства?

— Ага, если тут задумали убийство. Но ничего такого нет. — Катя ходила по комнате, освещая стены. — Либо медленная дыра, либо…

Катя встала у заклеенного окна так, словно могла видеть сквозь закрывавшую стекло бумагу.

— Либо чего?

— Неважно. Может, ничего тут и не должно быть.

— Ты же сказала, что комната как-то изменилась?

Катя обернулась, и её тень в синем зареве резко дёрнулась на стене.

— Я не знаю! Может, не в комнате дело…

Она подошла к Петру. Тень на выцветших обоях медленно последовала за ней.

— Есть какое-то чувство. Неприятное. Вроде как чувство тревоги. Как будто что-то должно произойти.

— Опять тревоги? Ты уверена, что это из-за дыры?

— Да! — Катя кивнула. — Точно из-за дыры. Поверь мне, я могу отличить.

— Что ж…

Пётр глотнул воздух ртом — дышать в пропитанной пылью комнате стало совсем нечем, и то ли из-за духоты, то ли из-за выкуренных сигарет сердце вновь напоминало о себе ноющей в груди болью.

— Ты ведь можешь выйти в любой момент?

— Конечно. Думаешь, стоит?

— Смотри сама. Я-то не чувствую никакой тревоги. Хочешь, соседнюю комнату осмотрим? Вдруг там ещё одна дыра, как ты говоришь.

— Давай.

Катя прошла мимо Петра, толкнула его плечом, хотя в комнате было достаточно места, и, выставив вперёд перекрещенные руки, — как жест защиты от наводняющего квартиру мрака — шагнула в проём.

Пётр последовал за ней.

— Ничего!

Следующая комнатка оказалась совсем тесной — со всё теми же линялыми обоями на стенах и заклеенным плотной бумагой окном. Иероглифа не было.

Катя осмотрела пол, затем потолок и разочарованно вздохнула.

— Интересно, на хрена они тут все окна залепили? — спросил Пётр.

— Кто они?

— Те, кто всё это устроил.

— Мне-то откуда знать?

Пётр стоял в проходе, потирая ладонью грудь. Катя подошла к нему и недовольно наморщила лоб.

— Пропусти!

— Можем ещё одну комнату осмотреть. — Пётр вернулся к иероглифу. — Вон ту дверь. На кухню, наверное.

— Стой!

Катя застыла в проходе, уставившись на Петра потемневшими от страха глазами.

— Чего такое? Видишь что-то?

Неприятный холодок зазмеился у него по коже.

— Ты чувствуешь? — прошептала Катя. — Оно приближается!

И попятилась обратно в пустую комнату.

— Да чего такое?

Пётр шагнул к ней, хотел ухватить за плечо, но Катя вывернулась, испугавшись его прикосновения, и метнулась к заклеенному бумагой окну.

— Нет здесь никого! — закричал Пётр. — Эта дыра твоя грёбаная! Выходи немедленно! Мозги сожжёшь!

Катя вцепилась обеими руками в хлипкую оконную ручку и дёрнула за неё изо всех сил. Окно заскрипело, но не поддалось.

— Чего ты творишь?!

Пётр стал оттаскивать её от окна.

— Отвали от меня! — завизжала Катя. — Мне надо выйти! Это всё неправда! Неправда!

Пётр отшатнулся. Катя вновь схватилась за оконную ручку.

— Чего, — пробормотал он, — чего неправда?

Но Катя его не слышала.

Запястья у неё почти погасли. Слабые отливы синевы ещё застилали её руки, но к ним уже подступали тени. У Петра перед глазами всё дрожало.

— Катя!

Она остервенело дёргала за ручку неподдающегося окна.

— Катя! Выходи из дыры!

На секунду девушка рассеялась в темноте, слившись с окружающим мраком — исчезла в шуме помех. Свет погас, и Пётр, оглушённый, часто заморгал. Его словно швырнуло в омут, и он провалился в чёрную воду с головой.