Совершенный изьян

Он лежал на чём-то жёстком, вроде разделочного стола, крепко прихваченный к нему верёвками или ремнём. Откуда-то снизу, из скрипящих внутренностей захватившего его механизма, доносились сильные размашистые удары. Как будто машина влетала в рытвины на асфальте.

Машина. Фургон.

Открыть глаза Пётр не мог — веки словно слиплись от запёкшейся крови.

Он слышал голоса.

— Откачали?

— А толку? Переливание нужно.

— Было бы что переливать.

Голоса отдалялись.

— …мутное дело. Огнестрел…

— А чего…

— Да ты скинь его на…

3.38

Петра окружала темнота, которая с каждой секундой становилась всё плотнее и гуще — так, что уже не получалось вздохнуть. Он не чувствовал ничего, кроме боли, судорожными волнами расходящейся по телу. Вдруг впереди прорезался свет — своды тьмы дали течь, — и перед ним появилась человеческая фигура. Пётр потянулся к ней, не чувствуя ни рук, ни ног — поплыл в безвоздушном пространстве к свету.

К нему шла навстречу невысокая девушка с развевающимися чёрными волосами. Руки она держала перед собой, скрестив так, словно творила заклинание. Её открытые запястья играли всеми цветами радуги. Теперь всё вокруг заливало живым искрящимся светом.

Боль прошла.

Пётр узнал её. Она остановилась, откинула прядь волос со лба. Опустила сверкающие руки. И тут по одному из её запястий потекла кровь — густая, как патока, и чёрная, как мазут. Кровь просачивалась сквозь кожу, пожирая свет. Лицо девушки страшно исказилось. На коже вспухли уродливые волдыри, щёки лопнули, обнажив зубы. Пётр хотел закричать, но не смог. Воздуха в лёгких не хватало.

В этот момент где-то над головой раздался резкий удар, как от захлопнутой с размаху двери, и на Петра обрушилась темнота.

3.39

Много шума. Крики, плач, резкие хлопки дверей. Колёса катят по каменному полу.

Пётр разомкнул веки. В глаза ударил свет.

— Оклемался! — послышался чей-то голос.

Каталка остановилась. Над ним склонилась женщина с расплывающимся лицом. На её коже вздувались и лопались огромные волдыри.

— Ты держись! — сказала она. — Глядишь, и выкарабкаешься! Главное, чтобы очередь до тебя дошла!

Она сжала его запястье.

— Ладно. Я — всё! Остальные ждут.

— Почему? — прохрипел Пётр.

— Что почему?

Зрение постепенно восстанавливалось. Лицо женщины больше не напоминало уродливое пятно. Он видел её глаза, губы, нос…

— Эй! — Она легонько потрясла его за плечо. — Что почему?

— Почему забрали меня? — Каждое слово обжигало гортань. — Почему ко мне приехали, а не…

— Штучка твоя сработала, — улыбнулась женщина. — И центр, чё ты хочешь! Это тебе не хухры-мухры! Но ведь сам ты не оттуда, да?

— Но как вы… Где вы меня…

— Где тебя подобрали? — догадалась женщина. — Так, где упал, там и подобрали. В коридоре какой-то крутой высотки ты валялся. Как она там называется…

— В коридоре?

— Да.

— Я… — Пётр сглотнул. — Я этого не помню.

— Удивительно, милок, что ты вообще хоть что-то помнишь! Ладно! Мне пора!

Она уже отвернулась, соскользнула в слепое пятно, но вдруг появилась снова и наклонилась к Петру. Подняла руку с вытянутым указательным пальцем и ткнула себя в висок — так, словно изображала самоубийцу.

— Кстати, эту штучку у тебя в голове придётся отключать. Но ты не серчай! Там проблемы кое-какие. Тебе сейчас об этом лучше не думать.

— А с сетью… — пробормотал Пётр, — чего с сетью? Она…

Кто-то закричал. Женщина исчезла. Тела Пётр не чувствовал — как будто у него и не было больше тела.

Он лежал в коридоре. Что-то происходило. Он не мог понять, что. По коридору проносились люди — в медицинских халатах или в грязной уличной одежде. Все прятали лица, все боялись смотреть по сторонам.

Кругом, мёртвые или живые, валялись тела.

— А с сетью, — повторил Пётр, как бы спрашивая у кого-то, хотя никто на него не смотрел, — чего с сетью?

Глаза жгло потолочным светом. Пётр повернул голову. Жилы на шее едва не лопнули от боли.

У противоположной стены стояла каталка с накрытым простынёй телом. На белом покрывале проступали пятна крови. Одна рука с тонкой бледной кистью выпросталась и свисала до пола.

Пётр лежал и смотрел на труп. По стене над каталкой промелькнуло непонятное синее пятно.

Шум в коридоре затих, потускнел свет. Труп на тележке вздрогнул, как от электрического разряда. А пото́м ещё раз. А пото́м ещё раз. Словно кто-то пытался оживить мертвеца электрошоком.

— Нет! — прошептал Пётр. — Не надо!

Свет вокруг гас. К Петру подкрадывалась темнота.

— Катя! — выкрикнул он и — ужаснулся.

На каталке лежала Катя. Он был в этом уверен. Он узнал её, несмотря на простыню. Режим паники сработал, медики вломились в его насквозь промёрзшую квартиру, зашли в комнату, где выступил иней на покрытой иероглифами стене, но было уже поздно, слишком поздно.

Тело опять вздрогнуло.

— Прости меня! — простонал Пётр. — За Лизу! Прости! Но только… Только не вставай!

Труп на несколько секунд затих, точно прислушавшись, а затем медленно и ровно, как приведённый в действие механизм, стал подниматься.

Простыня упала с лица.