Собачий царь

Как-то раз, в Москву Залесскую с братцем наведавшись, на заброшенном чердаке притаилась я. Огоньков полуночных трепыханье, бормотанье их да сбивчивое бряцанье ум окрылило, рассудок занавесило, напрочь от всего отвлекло. Наблюдая город, во тьме мерцающий, ничего поблизости не чуяла. Будто разом отовсюду сгинула. Это всё фонари центральные мне моргали золотыми ресницами. Загорались окна светом сиреневым. Освещались проулки всполохами от долгуш проносящихся, от удалых бездорожников. А тем временем за моей спиной, на чердаке, хламом да тряпьём заваленном, что-то нерешительно шуршало. Может быть, семейство мышиное перед заморозками пир затеяло. Или, скорый снегопад предчувствуя, прятались от холода голуби. Поначалу я не прислушалась. Но потом затаила дыханьице, начала без разбору всё окрестное правым ухом, что почутче, выхватывать. И расслышала кой-чего. Из шуршания выплела три голоса. Один сиплый, напрочь прокуренный. Подвывал да хрипел, будто Ветер Лесной. Два другие седые, пугливые, не говорили, а жевали да мямлили. Видно, забулдыги беззубые. Или перемётные любмелы. Загнанный, темноватый народец. Кашляя раскатисто, похрипывал самый дерзкий и драчливый из них:

– Не зол, но суров Лай Лаич, гневен и своенравен. Путь в исподнюю страну он людям указывает, напрямик знакомит каждого с самим собой. Всех, кто звал его, кто молил о помощи, с удовольствием выводит на чистую воду Собачий царь. Без смущения и без жалости обнажает нутро потаённое всем, кто век по земле скитались, много знаний разношёрстных усвоили, только вот себя не разведали. И то правда: потаённых умыслов своих не дознаешься, тайных чаяний не раскусишь и мечтаний сокровенных не выразишь без участия Брехуна-царя. А иной, узнав себя, пугается. А другой, узнав себя, больше сжиться с этим не умеет. Бледнеет и мутнеет такой человек, лицом опадает, глазами пустеет, телом убывает, тенью становится. А потом, нежданно-негаданно, пропадает без вести, исчезает без следа средь бела дня. И никто уж его ни живого, ни мёртвого в человечьем привычном облике с той поры не сумеет найти.

Не ошиблась погорелая Куприяниха. Не впустую голосила полуночница. Истрепался в Москве твой Лохматый, потерял тормоза окончательно. Руль заветный из рук выпустил. Всех вокруг перестал уважать. И в таком-то состоянии растрёпанном, в настроении лихом да отчаянном трём ближайшим дозорным Лай Лаича на глаза не в лучший день попал.