Снег, путь и приворот

И правда, скоро явился Горазд, взглянул на волхва и кивнул княжичу на дверь, показывая, что говорить при пленнике не будет. Больше того, боярич вывел княжича на улицу, в глубокую тень крыльца, где их с трудом могли заметить даже караульные.

Два молодых воина постояли, помолчали, дыша морозом и любуясь звездным небом, потом Горазд едва слышно сказал:

– Княже, мальчишка, которого я забрал – ведун. Одежда вся без оберегов и знаков рода, а на спине следы плети. Этот, похоже, его не просто так притащил…

– Без оберегов? – княжич нахмурился.

Даже последний холоп носил на шее крест или языческий символ, если не было кусочка дерева или меди – сплетали волокна шерсти в простейшие наузы. А мальчишка – чист.

– Княже, – Горазд был серьезен, как никогда, – парнишку зарезать собирались – прямо в покоях княгини. После такого ни одну невесту тебе бы не оставили. Годика через два-три только решились бы снова девиц собирать, да уж не родовитых боярышень, а кого не жалко. Да и терем монахи сжечь повелели бы… После человеческой жертвы…

Волемир стиснул зубы.

Горазд озвучил его смутные подозрения.

Не всем люб этот отбор невест для княжича. Мрачные северные конунги хотели бы видеть на престоле Тулеи своих дочерей. То же и сладкоголосые южные ханы. Да и прочим соседям не по нраву, что князь ищет старшему сыну жену среди своих.

Жена – самый близкий человек, по крайней мере в первые годы брака. Она проводит рядом с князем ночи, делится сокровенными мыслями, рожает детей. Может выпросить милость своему роду, а может капризами навредить чужому… Многое держит в своих руках княгиня, если князь ей позволяет.

Вот отец Волемира отдал матери на откуп и поварни, и рухольни, и мастерские, в которых под надзором княгини день и ночь холопки пряли, ткали, шили и вышивали. Да делали все мастерски. Многие за честь почитали получить в дар одежду из княжьей мастерской. Княжич сам видел, как дважды в месяц матушка проверяла запасы и шла к отцу – рассказать про то, что есть и что нужно. А уж дальше князь сам решал – кого и чем одарить, что на торг к знакомому купцу отправить, а что припасти к зиме для своих домочадцев.

Иногда Волемир задумывался о будущей жене, и хотелось ему такую же разумную, толковую, как матушка. А потом заглядится на очередную молодую чернавку, и думается – была бы княжна будущая повеселее, да побойчее. Хороводы чтобы любила, смеялась звонко, пела…

Мелькнул в его голове образ, но княжич постарался его отогнать – не время.

– Волхва этого допрашивать бесполезно, – сказал Горазд, – видел у него под волосами линии?

Княжич ничего такого не заметил, но кивнул.

– Из дреговичей. Язык себе откусит и умрет, истекая кровью, но не проговорится. Его пока стеречь надо крепко, а утром князю по-тихому показать. Мальчонку же я хотел княгине представить. У нее сирот много, пусть станет крестной, да под крыло возьмет.

– Если мальчишка – ведун, в купель не пойдет, – мотнул головой княжич, – да и мать расстроится. Ты его у себя положил?

– У себя, – подтвердил Горазд.

– Вот пусть пока там и поживет. А как немного потише станет, мы ему место найдем.

Боярич возражать не стал. Княжич велел Ляшко сторожить волхва до утра и пошел к себе – досыпать.

Утром никакого шума в терему не сделалось. Чернавкам сказали, что мальчонка-сирота приблудился. Мамку искал. То же и княгине поведали. Она сироту велела к себе привести, но Горазд отговорился тем, что парнишка умаялся и спит. Да и лекарю его показать надо, прежде чем к самой княгине вести. А вдруг заразный? Или блох на себе притащит. В общем, боярыня, присланная княгиней, сама перепугалась и ушла, уверенная, что Совенок чуть ли не в помойной яме взят, и перед светлыми очами госпожи делать ему нечего.

Горазд усмехнулся и потрепал мальчонку по голове:

– Ну, пошли тебя кормить, а потом учить.

– Учить? – изумился тот.

– А неужто ты неучем жить хочешь? – встречь изумился Горазд.

В горнице для отроков уже накрыли столы, так что Горазд подвел парнишку к дальнему концу, усадил на скамью, выдал ложку и подтолкнул к большой миске. Тут ели десятками – из одной большой расписной посудины, парнишку пустили без возражений – не объест. Князь на харчи не скупился. Совенок споро заработал ложкой, забыв об очередности, но Горазд остановил:

– По череду таскай! Да жуй медленнее, бугры по спине идут!

Парнишка встрепенулся, попытался взглянуть себе на спину, чем рассмешил других отроков. Уяснил порядок и ел уже спокойнее. После миски с горячей кашей стряпухи выставили пироги, те самые, для которых Горазд крошил капусту. Принесли кувшины с горячим взваром, кружки, а для тех, кто шел в дозор – большие ломти хлеба с салом. Дозорные разобрали приварок, завернули в чистые тряпицы и спрятали за пазуху, потом подналегли на пироги – зимой чем плотнее поешь, тем теплее будет на стене стоять под порывами ледяного ветра.

Совенок слопал целый пирог размером в две его ладони, а второй схватил и печально на него смотрел – уже и не лезет, и оставить никак!

– Бери пирог с собой, – разрешил ему Горазд – и пойдем учить буквы!