Снег, путь и приворот

На цыпочках княжич и его ближники добрались до поварни и прислушались. Потрескивал в печи огонь, кто-то всхрапывал за перегородкой, а из дальнего угла у двери доносилось тяжелое быстрое дыхание. Вот туда Волемир и направился, обнажив меч.

На полу под свисающими полами плащей и полушубков сидел… мальчишка. На вид ему было лет семь, но уж больно тощий и оборванный он был.

– Ты кто? – сурово, но негромко спросил княжич, направляя на него клинок.

Он сглотнул, крепче обхватил себя худыми грязными руками и выдавил:

– Совенок я!

– Что ты тут делаешь, Совенок? – Волемир на всякий случай к мальцу не приближался. Полоснуть коротким, но острым ножом ни особого ума, ни ловкости не надо, а мальчишка больно уж похож на зажатого в угол щенка, готового кинуться на любого, кто протянет руку.

– Мамку ищу! – огрызнулся мальчишка.

– А кто твоя мамка? – мягко спросил Горазд, тоже держась на расстоянии.

Он не верил в то, что этот мальчишка полез в терем через окно сам. Бояричи знали, что в терем княгини можно войти через поварню. Тут всегда кто-то есть, и дверь не закрывается. Если человек имеет право войти – его пропустят.

– Не знаю, – потупился мальчишка.

Боярские сыны переглянулись.

Сирот в столице хватало, но по княжьему приказу сирот забирали себе родственники. Если же ребенок оставался совсем один – его принимали на княжий двор, под надзор княгини. Из таких мальчишек и девчонок потом вырастали верные, преданные слуги, проводящие рядом с княжеской семьей всю жизнь. Бродяжек постарше собирали и отправляли в монастырь – на послушание. Этот же мальчишка выглядел бедным, голодным и грязным, при этом уверяя, что имеет родительницу. Да зимой в такие отрепья даже нищие не одевались!

Пока молодые воины стояли в недоумении, где-то на грани слышимости скрипнула половица. Милорад тотчас развернулся и хищным прыжком заскочил в клетушку, скрытую грубой холщовой занавеской. Там обнаружилось волоковое оконце, сейчас открытое, а внизу, в почерневшем от сажи сугробе кто-то возился под тяжелой ногой Ляшко.

Хмыкнув, боярич вернулся в поварню и сказал Волемиру:

– Ляшко там придержал того, кто в окно сиганул.

Княжич ощерился и тотчас выбежал в дверь, Милорад – за ним, а вот Горазд никуда не спешил – придержал мальчонку за плечо и сказал:

– Не спеши, успеем.

Когда они вышли на крыльцо, Ляшко уже держал за шиворот молодого оборванца с вымазанным сажей лицом, а Милорад охлопывал его одежду в поисках оружия. Ничего, кроме ножа с корявой деревянной ручкой, не нашел, зато в поясе незнакомца нашлась фляжка с кровью, мешочек с блестящим порошком, трубочка и наузы – обереги из веревочек и камушков, которыми пользовались ведуны.

– Ведун, похоже, – сделал вывод княжич, – Ляшко, тащи его к отрокам. Допросить надобно, зачем в терем лез и почему мальчонку с собой взял.

– Дите потащил, чтобы внимание отвлечь, – сказал Горазд, крепко держа мальчишку, – княже, я его пока на поварню к нам отведу.

Волемир только рукой махнул. Выловив волхва, который зачем-то сам полез в терем к его невестам, он спешил его допросить, а мальчишка был мелкой неприятной помехой, от которой хотелось скорее избавиться.

Горазд утащил «улов» на поварню отроческого дома. Тут жили молодые парни, «отроки», поступившие в княжью дружину на службу и учение. Дежурная стряпуха уже вымешивала огромную дижу теста, чтобы к утру напечь пирогов, а ее помощница рубила капусту для начинки. Увидев боярича с умурзанным мальчонкой, женщины изумились несказанно. На другого отрока, сунувшегося не вовремя на кухню, могли и накричать, а то и полотенцем по спине огреть, однако Горазда, к удивлению других отроков, женщины любили. Он всегда был вежливым, чистоплотным, не отказывал в помощи, а если в очередь с другими отроками дежурил на кухне – веселил стряпух забавными историями, притом абсолютно приличными.

– Бабоньки, – улыбнулся Горазд, – мы тут с княжичем мальчонку подобрали. Утром княгине покажем, а пока его бы накормить и помыть как-то. Кто ж такое страшило в княжий терем пустит?

Женщины всплеснули руками, и вскоре Совенок сидел на маленькой скамеечке для ног, держа в одной руке ломоть хлеба, щедро политый маслом, а в другой кружку с теплым взваром. Уписывал так, что было понятно – голодный.

Пока Горазд, не чинясь, крошил капусту, приговаривая, что настоящий воин и врага и капусту покрошит любо-дорого, помощница стряпухи выудила из угла корытце, поставила на пол, налила горячей воды из большого горшка, стоящего на печи, добавила холодной из корчаги, плеснула щелоку и усадила туда мальчишку, ободрав его жалкие тряпки.

Тут стало видно, что мальчишка не только худой, но еще изрядно битый и кусанный собаками. Помощница хотела было грязные тряпки в печь пихнуть – от греха. Еще не хватало на поварню блох или вшей занести, но Горазд перехватил их:

– Глянуть надо, – сказал он, и пока молодая женщина отмывала мальчишку, боярич осмотрел каждую драную тряпку. Он искал знаки рода, обереги, хоть вышитую тесемку, чтобы понять, откуда мальчишка.