Снег, путь и приворот

Приданое старая княгиня дала, не поскупилась, да и князь мошной тряхнул. Провожая невесту в церковь, молодая княгиня впервые хорошенько разглядела Красаву и мысленно ахнула – такой красоты она и не видала! Соболиные брови, глаза-вишни, коса с одной алой лентой до земли стелилась… А уж стать, а грудь! Вот за грудь взор молодой княгини и зацепился. Потом добавилась бледность невесты и то, что она едва стояла в церкви, задыхаясь от аромата ладана и дыма свечей.

А потом Мирослава увидела, как на чужую молодую жену смотрит князь, гоняя желваки по скулам. Прикрыла на миг глаза и застыла, боясь сделать вдох, чтобы не сорваться в крик.

После венчания, когда все повалили за столы, матушка Вадислава дернула Мирославу за рукав:

– Проводи меня в терем, невестка. Поговорить нам надо.

Князь одобрительно посмотрел на жену, когда та пошла провожать мать, и не видел, как, войдя в свою горницу, княгиня Ливена затворила дверь и обняла Мирославу:

– Поплачь тут. Я никому не скажу. Поздно я узнала. А на Красаву не гневись, – Ливена тяжело села на лавку. – Она очень знатного рода. Я ее сюда привезла, как замуж вышла, от кровной мести уберегла. Они с Вадиславом вместе росли, она к нему как к брату относилась…

Мирослава зло фыркнула:

– От братьев живот не растет!

– Растет, если братец дурень беспросветный, – вздохнула Ливена. – Пьяный он был. Девок ты разогнала, вот и стал с воями бражничать. Они ему наболтали ерунды, но Вадислав тебя бережет и ценит, в опочивальню не полез. Пришел ко мне, лыка не вязал. Я его на скамье тут и положила. А Красава утром вошла, когда он еще хмельной был, соображал плохо, вот и попалась под руку.

Мирослава зажмурилась, удерживая слезы.

– Да ты плачь, – махнула рукой старая княгиня, – думаешь, мой муж мне верность хранил? В каждом походе по девице выбирал да победу отмечал или поражение умасливал. Я боялась, что детей начнет в терем свозить, но обошлось. А Красава тебе не соперница, она теперь Вадислава ненавидит. Да и доля у нее… Муж всю жизнь, небось, попрекать будет, что с дитем взял.

Тогда Мирослава все же нарыдалась у Ливены и просидела в горнице до темноты, чтобы никто не сказал, что видел княгиню заплаканную.

А утром молодые уезжали в новую вотчину, выделенную князем за верное служение.

Боярыня вышла из терема, опираясь на руку мужа. Она была страшно бледна, губы искусаны, на лице следы слез, но все скрывала камчатая фата. Почти все. Княгиня успела увидеть ее без покрывала и даже испугалась – не избил ли Красаву ночью муж? Слышала она, что такое иногда творили мужья, чтобы припугнуть молодых жен, а то и заставить скинуть «чужой» плод, если знали, что берут за себя не девицу. Однако боярин Крох ровно вел жену к возку, и по его некрасивому лицу ничего нельзя было понять.

Княгиня долго потом вспоминала Красаву, но боярин и боярыня при княжьем дворе не появлялись, так что скоро о них позабыли. Теперь вот черная коса красивой девицы напомнила Мирославе Красаву. А допрос няньки подтвердил – Несмеяна дочь Красавы, а значит – сестра по отцу Волемира!

Поначалу, когда подозрения только зародились, княгиню мучил вопрос – почему же Красава отправила дочь в Тулею? Но нянька Несмеяны рассказала, что у Красавы и Кроха больше нет дочерей. Только сыновья. И, очевидно, никто в их вотчине не знает, что Красава вышла замуж непраздной и доносила княжье дитя. А значит, и причин не пускать на отбор невест дочь у боярина не было. Но неужели даже не предупредил? Или решил, что небогатый удел и малознатный род уберегут дочь от встречи с единокровным братом?

Больше всего княгиню волновало, как все рассказать сыну? Как поведать ему о том, что среди красавиц, собранных в тереме, есть его единокровная сестра?

Между тем молодой княжич собрал свиту в своем покое, приказал подать сбитня, мясных пирогов и солений.

– Ну, други, как вам мои невесты? – спросил он словно шутя.

Боярские сыны подобрались. Одно дело шутить про охоту, воинские умения или коней, другое дело – про будущую жену князя. Ляпнешь что-нибудь, а потом навек в опале окажешься!

Выручил всех Горазд. Смущенно улыбнувшись – он всегда улыбался так, словно извиняясь за свой детский облик, боярич сказал:

– Княжич, глаза от красоты и достоинств разбежались! Столько красавиц в одном месте первый раз увидел! А тебе кто больше других приглянулся?

– Хитер, – хмыкнул Волемир, но признался: – Приглянулась мне одна девица, завтра-послезавтра попрошу матушку о ней побольше разузнать, да отцу показать. Но пока не скажу какую, а то напугаете мне девку.

Боярские дети засмеялись.

Тут кто-то помянул Зареслава, вернее, пересказал ходящую по городу байку о бояриче, который на купеческой дочке женился. Притом Заряна стала в этой байке страшной, как смертный грех, Горыня – пронырливым купцом, желающим сбыть залежалый товар, а боярский сын – сосунком-несмышленышем, которого подловили на девке и заставили жениться, угрожая мечом.

Милорад нахмурился:

– Брешут все! Не так все было!

– А ты почем знаешь? Сам свечку держал? – подколол его Смышляк, бойкий и верткий парень, весьма острый на язык.