Слишком много поваров

Я встал и подошел к окну, чтобы поправить занавеску, вытянутую наружу сквозняком от открытой двери, и спугнул птицу, певшую в густом кустарнике прямо за окном. Затем я встал перед Вульфом. Он сидел закрыв глаза, и, пока я смотрел, мощный вздох всколыхнул его обширный живот.

Я зевнул.

— Слава богу, они все повыметались отсюда. Десятый час, и вам надо выспаться, не говоря уже обо мне.

Он открыл глаза.

— Арчи, я привязан к Марко. Я с ним стрекоз в горах ловил. Ты понимаешь, что этот идиот снова даст этой идиотке сделать из себя идиота?

Я снова зевнул.

— Вы только послушайте себя. Если бы я так высказался, вы бы выслали меня из комнаты. Говорю вам, нам надо выспаться. Вы же правду сказали Толману, что больше не заинтересованы в этом убийстве и выходите из игры?

— Разумеется. Мистер Беррэн оправдан, и в этом деле мы больше не заинтересованы. Сегодня вечером мы уезжаем.

— Окей. Тогда, ради бога, давайте ляжем спать.

Он закрыл глаза и снова вздохнул. Казалось, он так и будет сидеть и волноваться за Вукчича. Тут я ему ничем не мог помочь, так что я встал и пошел ко входу, планируя не только вывесить табличку «Не беспокоить!», но и подкрепить ее распоряжениями зеленым курткам, дежурящим в холле. Но как только я взялся за ручку двери, меня остановил голос Вульфа:

— Арчи. Ты спал больше моего. Я хочу сказать, что с тех пор, как мы приехали, я ни разу не повторял свою речь. Я собирался отрепетировать ее дважды. Ты помнишь, где она лежит? Достань, пожалуйста.

Будь мы в Нью-Йорке, я б уволился.

13

В десять утра я сидел у окна и зевал, следя за текстом речи, который я сам же дома и напечатал. Мы добрались до девятой страницы.

Вульф сидел на кровати лицом ко мне, подложив под спину четыре подушки и демонстрируя добрых пол-акра желтой шелковой пижамы. На прикроватной тумбочке стояли две бутылки из-под пива и пустой стакан. Казалось, он сосредоточенно разглядывает мои носки. Он продолжал:

— «…но не поддающийся описанию вкус первосортной ветчины из штата Джорджия, которая, по моему убеждению, значительно превосходит по качеству все, что может предложить Европа, не является результатом обработки мяса после забоя. Глубокое знание методов копчения и тщательное им следование, разумеется, необходимы, но подобные традиции более характерны для Ченстохова и Вестфалии, нежели Джорджии. У поляков и вестфальцев есть и свиньи, и знания, и умения. Чего у них нет, так это арахиса».

Он прервался и высморкался. Я переменил позу. Вульф продолжил:

— «Из свиньи, рацион которой на пятьдесят-семьдесят процентов состоит из арахиса, получается ветчина невероятно сладкой и нежной сочности, и, если ее качественно закоптить, правильно хранить и хорошо приготовить, она оставит далеко позади любую другую ветчину в мире. Я привел этот пример и чтобы продемонстрировать, как именно Америка вносит свой вклад в мировую кулинарию, и как очередное доказательство того, что Америке есть что предложить высокой кухне помимо того, что достаточно сорвать с ветки. Краснокожие питались индюшатиной и картофелем, но откормленных арахисом свиней они не знали. Эта незабываемая ветчина не дар природы, а плод творческой фантазии, упорства экспериментаторов и прозорливости знатоков. Похожие результаты были достигнуты откармливанием кур голубикой, которую вводят в их рацион…»

— Стойте. Не кур, а домашней птицы.

— Куры и есть домашняя птица.

— Вы просили останавливать вас.

— Да, но не спорить со мной.

— Это вы спорите, а не я.

Взмахом руки он велел мне замолчать.

— Продолжим… «на второй неделе. Вкус восьминедельного петушка, с рождения приученного в больших количествах поглощать голубику и запеченного в белом вине с грибами и эстрагоном; или же, в качестве дополнительного американского штриха, вкус кукурузного пудинга с мясом этого петушка, петрушкой, луком и яйцом — этот вкус не только легко узнаваем, он уникален, и без сомнения, принадлежит высокой кухне. Данный пример иллюстрирует мой тезис даже лучше, чем ветчина, потому что европейцы никак не могли кормить свиней арахисом, которого у них не было. Но хотя у них были и куры…» Куры, Арчи?

— Домашняя птица.

— Неважно. «Но хотя у них были и куры, и голубика, все эти столетия они не догадывались соединить одно с другим и осчастливить нас результатом. Еще одним примером изобретательности… »

— Эй, погодите, вы целый абзац пропустили! «Вы можете возразить, что…»

— Хорошо. Ты можешь сидеть спокойно? Не скрипи стулом. «Вы можете возразить, что все это не имеет отношения к кулинарии, но я убежден, что по зрелом размышлении, вы согласитесь, что имеет. Ватель хозяйствовал на собственной ферме. Эскофье не использовал птицу, выращенную в некоей определенной местности, какой бы крупной и жирной она ни была, из-за нежелательных минералов, содержащихся в тамошних источниках. Брилья-Саварен неоднократно восхвалял…»