Слишком много поваров

— Позвольте! — перебил его Вульф. — Давайте не будем спорить. Вы назначаете цену своему рецепту. Это ваше право. Я назначаю цену своим услугам. Это мое право. Вы отказались продать его за полмиллиона франков. Если вы пошлете мне чек на полмиллиона долларов или любую другую сумму, я порву его. Спас ли я вам жизнь или просто избавил от небольшой неприятности — называйте как хотите. Вы спросили, что вы мне должны, и я отвечаю: вы должны мне этот рецепт, и я не приму ничего другого. Сами решайте, платить мне или нет. Возможность есть у себя дома колбаски минюи не реже чем дважды в месяц — думаю, что не реже, — доставит мне неописуемое удовлетворение. Однако я получу немалое удовлетворение, пусть и другого сорта, вспоминая — гораздо чаще, чем дважды в месяц, — что Жером Беррэн у меня в долгу и отказывается платить.

— Ба! — фыркнул Беррэн. — Жульничество!

— Никоим образом. Я ни к чему вас не принуждаю. Я не потащу вас в суд. Я только расстроюсь, что применил свои таланты, не спал ночами и подставил себя под пули, не заслужив в результате ни благодарности за акт доброй воли, ни платы за свой труд. Повторю свои заверения в том, что не раскрою рецепт никому! Колбаски будут готовиться только в моем доме и подаваться только на мой стол. Я хотел бы оставить за собой право подавать их гостям и, конечно, мистеру Гудвину, который живет со мной и ест то же, что и я.

Беррэн молча смотрел на него. Наконец он проворчал:

— Записывать нельзя. Его никогда не записывали.

— Я не стану его записывать. Я умею запоминать.

Беррэн не глядя сунул трубку в рот, задымил и продолжил в молчании смотреть на Вульфа. Наконец он тяжело вздохнул и поглядел на меня с Констанцей.

— Я не могу рассказать рецепт в присутствии посторонних.

— Одна из них ваша дочь!

— Черт побери, я способен узнать свою дочь! Пусть они уйдут.

Я встал и вопросительно посмотрел на Констанцу.

— Идемте?

Вагон качнулся и Вульф вцепился во второй подлокотник. Было бы обидно попасть в аварию именно теперь.

Констанца встала, потрепала отца по макушке и вышла в открытую мной дверь.

Мне казалось, что добытый Вульфом рецепт достойно завершил наш отдых, но нас подстерегал еще один сюрприз. До Нью-Йорка оставался еще час езды, я пригласил Констанцу посидеть за выпивкой в вагоне-ресторане, и мы отправились с ней туда через три вагона, качаясь и спотыкаясь по дороге. В вагоне-ресторане было не больше десятка завсегдатаев, по большей части скрытых за утренними газетами, и полно свободных мест. Констанца заказала газировку с имбирем, невольно напомнив мне о былых временах, а я взял виски с содовой, дабы отпраздновать гонорар Вульфа. Но не успели мы сделать по паре глотков, как я обнаружил, что пассажир, сидящий через проход, отложил газету и навис над Констанцей, пожирая ее взглядом.

— Вы не имеете права так поступать со мной, никакого права! Я этого не заслуживаю, и вы не имеете права! — упрямо твердил он. — Поймите же наконец, осознайте…

— Вот уж не думала, что отец раскроет рецепт кому бы то ни было, — продолжала мило болтать Констанца. — Однажды в Сан-Ремо я слышала, как он сказал одному англичанину, весьма высокопоставленному…

Он подвинулся так, чтобы встрять между нами, и грубо перебил:

— Привет, Гудвин. Можно задать вам вопрос?

— Привет, Толман, — усмехнулся я, глядя на него снизу вверх. — В чем дело? У вас в тюрьме парочка свеженьких арестантов, а вы тут шныряете.

— Мне надо в Нью-Йорк. Собрать доказательства. Это слишком важно… Послушайте! Я хочу спросить вас, есть ли у мисс Беррэн основания так поступать со мной? Ваше непредвзятое мнение. Она со мной не разговаривает. Она на меня не смотрит! Разве я мог поступить иначе? Что мне оставалось делать?

— Вы могли уйти в отставку. Но тогда, разумеется, вы остались бы без работы и бог знает, когда смогли бы жениться. Проблема серьезная, понимаю. Но не стоит беспокоиться. Я только что удивлялся, с чего это мисс Беррэн постоянно улыбается без малейшей на то причины, но теперь все ясно. Она улыбалась, потому что знала, что вы тоже едете этим поездом.

— Мистер Гудвин! Это неправда!

— Но ведь она даже не разговаривает со мной…

— Да заговорит она с вами, куда она денется, — махнул я рукой. — Вы просто не знаете, как взяться за дело. Как я недавно убедился, ее личный способ не хуже любого другого. Смотрите внимательно, и в следующий раз сможете проделать это самостоятельно.

Я наклонил стакан и пролил немного виски ей на платье, прямо на колено.

Она вскрикнула и подскочила от неожиданности. Толман вскрикнул и полез за платком. Я встал.

— Не п-пескобойтесь, п-пятна не дудет! — и с этими словами я шагнул через проход, сел на его место и развернул брошенную им газету.

КОНЕЦ