Слишком много поваров

— Прямо сейчас?

— Да, сейчас.

Я воздел руки к небу.

— Половина пятого утра, дайте человеку…

— Арчи. Прошу тебя. Ты пытался учить меня, как обращаться с цветными, а теперь учишь обращаться с белыми?

Я пошел звонить.

12

Косоглазый шериф Петтигрю покачал головой.

— Спасибо, я постою. — протянул он. — Машина застряла в грязи, пришлось ее выталкивать. Весь стул перепачкаю. Мне постоять несложно.

Мой приятель Барри Толман тоже выглядел не лучшим образом, но по крайней мере не был измазан в грязи, так что кресло он занял без колебаний. Было 8:10 утра четверга. Я же чувствовал себя совершенно разбитым, потому что в шестом часу разделся и залез под одеяло, распорядившись разбудить меня звонком в 7:30. Необходимость вылезти из постели после жалких двух часов окончательно выбила меня из колеи. Вульф завтракал, придвинув столик к большому креслу. Он был выбрит, причесан и одет в желтый халат. У него пять желтых халатов. Тот, что мы привезли с собой, был из тонкой шерсти, с коричневыми отворотами и таким же поясом. Вульф даже галстук повязал.

— Я предупреждал по телефону, что в 9:30 я должен быть в суде, — напомнил Толман. — При необходимости мой помощник может договориться, чтобы заседание отложили, но по возможности, я хочу туда успеть. Нельзя ли поторопиться?

Вульф прихлебывал какао, растворяя им во рту кусок булочки. Покончив с этим, он заговорил:

— Во многом, сэр, это зависит от вас. По причинам, которые вскоре станут очевидны, я не мог поехать в Куинби сам. Я постараюсь не терять времени. Я еще не ложился…

— Вы сказали, у вас есть новые сведения.

— Это так. Но обстоятельства требуют вступления. Как я понял, вы арестовали Беррэна только потому, что убеждены в его виновности. Он не нужен вам в качестве козла отпущения. Если бы в его вине возникли серьезные сомнения…

— Разумеется, — нетерпеливо перебил его Толман. — Я же сказал вам…

— Да, вы говорили. Давайте кое-что предположим. Предположим, что для представления интересов Беррэна был нанят адвокат и он нанял меня отыскать доказательства невиновности своего клиента. Предположим также, что я раздобыл такие доказательства, причем настолько весомые, что, будучи предъявлены в суде они неминуемо приведут к его оправданию. Было бы неразумно делиться ими с противной стороной, то есть с вами, до суда. Предположим, вы потребуете, чтобы я предъявил их немедленно. Но вы не можете требовать этого именем закона, не так ли? Данные сведения принадлежат нам, пока мы не решим их использовать, если, конечно, вы не добудете их самостоятельно.

Толман нахмурился.

— Все это, разумеется, верно. Но, черт возьми, я же сказал вам, что если факты, свидетельствующие против Беррэна, возможно объяснить….

— Я знаю. Здесь и сейчас я предлагаю вам объяснение, полностью снимающее с него подозрения. Но только на определенных условиях.

— Каких?

Вульф отхлебнул какао и вытер губы.

— Они не обременительны. Во-первых, если это объяснение вызовет сильное сомнение в виновности Беррэна, вы немедленно освободите его.

— Кто будет оценивать силу сомнения?

— Вы.

— Хорошо, я согласен. Суд сегодня заседает, и это можно устроить в пять минут.

— Отлично. Во-вторых, вы скажете мистеру Беррэну, что это я раздобыл сведения, вернувшие ему свободу, что это только моя заслуга и что если бы не я, то одному богу известно, что бы случилось с ним дальше.

Продолжая хмуриться, Толман открыл было рот для ответа, но его опередил шериф:

— Так, Барри, придержи коней. — Он скосил глаз на Вульфа. — Если у вас и впрямь есть эти доказательства, то откуда-то вы их добыли. Мы тут, в Западной Вирджинии, может, и не такие прыткие…

— Мистер Петтигрю, прошу вас. Я не стремлюсь к публичному признанию своих заслуг, мне это не нужно. Газетчикам говорите что хотите, но мистер Беррэн должен точно знать, что это сделал я, и сообщить ему об этом должен мистер Толман.

— Годится, Сэм? — спросил его Толман.

— Да, в общем-то, наплевать, — пожал плечами шериф.

— Хорошо, я согласен, — решил Толман.

— Отлично. — Вульф отставил чашку с какао. — В третьих, вы соглашаетесь на то, что сегодня вечером в 12:40 я уезжаю в Нью-Йорк и не буду задержан ни при каких обстоятельствах, за исключением подозрения, что я замешан в убийстве мистера Ласцио, лично или в качестве соучастника.

— Да отправляйтесь хоть к черту, — беззлобно сказал шериф.

— Да нет, не к черту, — вздохнул Вульф. — В Нью-Йорк.

— Но позвольте, — возразил Толман. — Что, если эти сведения превращают вас в важного свидетеля, чье присутствие необходимо на суде?

— Не превращают, поверьте моему слову. Я готов довериться вашему. Даю вам слово: в течение тридцати минут вы узнаете все существенное, что мне стало известно о том, что именно произошло в банкетном зале. Мне нужны гарантии, что меня не задержат до отхода поезда только потому, что я могу оказаться полезен. Как бы то ни было, уверяю вас, что при таких обстоятельствах я окажусь не только бесполезен, но буду совершенно невыносим. Так что же?

Толман поколебался и наконец кивнул.

— Согласен, с учетом упомянутых оговорок.