Слишком много поваров

— Послушайте, мистер Толман. Я не собираюсь играть с вами в игры, даже если б и хотел. Но обратите внимание на пару вещей. Во-первых, не обижайтесь, конечно, но вы просто зеленый юнец, вас избрали прокурором впервые, а Ниро Вульф распутывал такие дела, о которых вы и не слыхивали. Вам хорошо известна его репутация. Даже если бы нам с ним и было известно что-то, что могло бы навести вас на след, а нам ничего такого не известно, то вам все равно не удалось бы выжать из нас эти сведения против нашей воли, мы слишком опытные. Я не хвастаюсь, просто объясняю вам, как обстоит дело. Взять мое утверждение насчет покушения на Ласцио. Я утверждаю, что не знал ни о каком покушении. Все, что мне известно, это рассказ миссис Ласцио о том, что ее муж рассказал ей, что он обнаружил в сахарнице что-то помимо сахара. Откуда он мог знать, что это мышьяк? Ласцио не отравили, а зарезали, и, по моему опыту…

— Ваш опыт меня не интересует, — все тем же противным голосом. — Я спрашивал, не припомнили ли вы чего-либо, что может иметь отношение к убийству.

— Я же говорю, миссис Ласцио рассказала нам…

— Мы к этому еще вернемся. Что-нибудь еще?

— Нет.

— Вы уверены?

— Конечно.

— Приведите Оделла, — приказал полицейскому Толман.

Так вот оно что. Хорошенькие друзья водятся на землях старой доброй Ручки от Сковородки, нечего сказать. (По словам сыщика курорта Гершома Оделла, так по-доброму называют здешние места.) Я снова растерялся и уже не был уверен, сумею ли выкрутиться на этот раз. Пока я собирался с мыслями, мой приятель вошел в сопровождении полицейского. Он встал так близко от меня, что я мог бы не вставая залепить ему в морду. Моего возмущенного взгляда он старательно избегал.

— Оделл, — обратился к нему Толман. — Повтори, что этот человек рассказал тебе вчера.

— Он сказал мне, что Филиппа Ласцио собираются убить, а когда я спросил, кто именно, он ответил, что все по очереди, — хрипло ответил сыщик, глядя в сторону.

— Что еще?

— Это всё.

Толман повернулся было ко мне, но я опередил его и ткнул Оделла пальцем под ребро так, что он подпрыгнул.

— Ах, это! — рассмеялся я. — Теперь я вспомнил! Это когда мы сидели на конной тропе, бросали камни и трепались, а ты мне еще уступ показал и рассказал про то, как… ну да, конечно. Ты еще не все мистеру Толману рассказал, а то он думает… А ты рассказал ему, как я говорил, что эти итальяшки с поляками так грызутся между собой, что того и гляди все друг друга перережут? И что Ласцио получал больше всех, шестьдесят тысяч в год, так что с него и начнут, а потом и до других очередь дойдет. А ты в ответ рассказал мне про тот уступ и как так вышло, что ты в любой момент можешь уйти с территории… — Я повернулся к Толману. — Вот и все, обычная пустая болтовня, не знаю, что вы там нашли. Он мне еще про тот уступ такого наболтал!

Толман слушал и хмурился, но не на меня.

— Что скажешь, Оделл? Ты не так рассказывал.

Нельзя было не признать, что Оделл сумел ничем не выдать себя и выглядел как заправский судья, разбирающий чужое дело. На меня он так и не взглянул, но взгляд Толмана выдержал.

— Ну, может я и сболтнул лишнего. Как он сказал, все так и было, сидели да мололи языками. Но, конечно, как сказали, что Филипп Ласцио, мол, так я и вспомнил, ну и любой сыщик обеими руками за такой шанс ухватится, чтобы убийство-то раскрыть…

— Болтаешь, говоришь, ну вот и болтал бы поменьше, — протянул шериф неожиданно тонким голосом.

— Так что, сказал Гудвин, что Ласцио убьют, или нет? — продолжал допытываться Толман.

— Ну… Вот как он сейчас сказал, что эти итальяшки — они все бешеные и друг друга поубивать готовы, а Ласцио получал шестьдесят тысяч, он это точно сказал. Ну а больше ничего.

— Что скажете, Гудвин, почему вы выделили Ласцио?

Я отмахнулся.

— Я его не выделял. Просто пришлось к слову то, что он обогнал прочих, по крайней мере в плане жалованья. Я как раз прочел статью, показать вам?

— Чего терять время попусту, — протянул шериф. — Давай, Оделл, иди отсюда.

Так и не взглянув на меня, мой приятель повернулся и вышел.

— Приведите Вульфа, — распорядился Толман.

Я уселся поудобнее. Понервничать они меня заставили, но поймать ни на чем не поймали. Я принялся размышлять, что бы сказал инспектор Крамер, увидев, как Ниро Вульф позволяет допрашивать себя в три часа ночи каким-то деревенским сыщикам, и все потому, что не хочет злить местного прокурора. Он не ложился так поздно с тех пор, как Клара Фокс спала у нас в моей пижаме.

Я прикинул, что надо бы помочь делу, встал, взял из дальнего угла комнаты большое кресло и принес его к столу.

Полицейский вернулся с моим боссом. Толман спросил полицейского за дверью, кто еще остался.

— Вукшиш или как там его, — ответил тот. — И еще Беррэн с дочкой. Ей сказали, что может идти спать, но она сюда рвется.

Толман пожевал губами. Одним глазом я следил за ним, а другим наблюдал, как Вульф усаживает себя в кресло, которое я ему обеспечил. Наконец, Толман сказал:

— Пусть идут спать. Мы можем допросить их и утром, как ты считаешь, Петтигрю?