Слишком много поваров

— Ясно. Никто не может обвинить нас в препятствовании правосудию. Это термин из области права. Вот пусть служители правосудия этим и займутся, а мы здесь ни при чем. И что тебе на данный момент запомнилось из всей нашей поездки?

— Только то, что мы приехали поездом.

Он кивнул.

— Зови мистера Сервана.

4

В три часа утра я сидел за столом в малой гостиной павильона «Покахонтас». Напротив меня разместился мой старинный друг Барри Толман, а за его спиной недобро косил глазом бандит в костюме из синей шерсти, пунцовом галстуке и розовой рубашке с жестким белым воротником. Его имя и род занятий не составляли тайны: то был Сэм Петтигрю, шериф марлинского округа. Имена стенографиста на другом конце стола и полицейского на стуле у стены остались мне неизвестны. Дверь в банкетный зал была открыта, и оттуда доносился запах фотовспышек и гул голосов полицейских экспертов, занимавшихся поиском отпечатков пальцев и прочих улик.

Голубоглазый атлет старался сохранять спокойствие:

— Я понимаю, Эшли, что вы, как управляющий, печетесь об отеле, но я-то прокурор округа, чего же вы от меня хотите? Не могу же я сделать вид, будто он сам напоролся на нож? И я не потерплю ваших инсинуаций о погоне за дешевой популярностью…

— Хорошо-хорошо, Барри, не будем об этом. — Клэй Эшли, стоявший рядом со мной, расстроенно покачал головой. — И надо же было такому случиться! Я понимаю, что не в твоих силах это замять, но, ради бога, разберись со всем побыстрее, чтобы они все уехали. Я понимаю, что ты прикладываешь все усилия, прости, если что не так сказал… Пойду посплю немного. Буду нужен — пришлешь кого-нибудь.

Он свалил. Кто-то вышел из банкетного зала спросить о чем-то шерифа. Толман встряхнулся, потер красные от недосыпа глаза и обратился ко мне:

— Мистер Гудвин, я послал за вами снова, чтобы уточнить, не хотите ли вы добавить что-либо к вашему рассказу.

Я помотал головой.

— Нет, я все выложил.

— Вы больше ничего не припоминаете, что случилось, скажем, в гостиной или еще где-либо, какую-либо неожиданность или важный разговор?

Я ответил отрицательно.

— А днем?

— Ни днем, ни ночью.

— А когда Вульф тайно позвал вас в банкетный зал и показал тело Ласцио за ширмой, что он сказал вам?

— Он позвал меня во всеуслышанье, а вовсе не тайно.

— Да, но только вас. Почему?

— Его спросите, — пожал я плечами.

— Так что он сказал?

— Я же уже все рассказал. Он спросил меня, мертв ли Ласцио, и я убедился в том, что да, мертв. И тогда он попросил меня позвать Сервана.

— И это все, что он сказал?

— Ну, он еще отпустил замечание про приятную поездочку. Порой он не может сдержать сарказма.

— Мне кажется, это чересчур хладнокровно. У него были причины не расстраиваться по поводу смерти Ласцио?

Я резко сбавил обороты. Если из-за меня мы внезапно попали бы в центр внимания, Вульф меня никогда бы не простил. Я-то знал, зачем Вульф позвал меня одного и осведомился насчет состояния моей памяти. Ему было известно, что важных свидетелей могут не выпускать из штата или обязать вернуться дать показания в суде. И то и другое противоречило его представлениям о приятной жизни. Признаюсь, мне было нелегко сохранять серьезный вид при беседе с простофилей, попавшимся на пролитую в вагоне-ресторане газировку. Но, хотя я не имел ничего против Западной Вирджинии, я вполне разделял желание Вульфа уехать вовремя и лишний раз не возвращаться.

— Конечно же, не было, — ответил я. — Он не был с ним знаком раньше.

— Произошло ли в течение дня что-либо, что сделало бы его равнодушным к судьбе Ласцио?

— Насколько мне известно, нет.

— Было ли ему или вам известно о предыдущем покушении на жизнь Ласцио?

— Мне не было, а его спросите сами.

Из дружбы и долга Толман выбрал долг. Он облокотился на стол, наставил на меня палец и сказал противным голосом:

— Вы врете.

Шериф за его спиной насупился, и атмосфера в комнате резко накалилась.

— Я вру? — удивился я.

— Да, врете. Что миссис Ласцио рассказала вам с Вульфом, когда она приходила вчера днем к вам в номер?

Я постарался не выдать своего удивления и хоть и растерялся, но лишь на мгновение. Неважно, как и сколько они узнали, выбора не было. Я сказал:

— Она рассказала нам, что ее муж рассказал ей, что он обнаружил в сахарнице мышьяк и высыпал его в раковину. Она хотела, чтобы Вульф оградил ее мужа от опасности. Также она сказала, что ее муж велел ей никому об этом не рассказывать.

— Что-нибудь еще?

— Это все.

— Вы же только что мне сказали, что вам ничего не известно о предыдущем покушении на жизнь Ласцио?

— Верно.

— И что же? — продолжал он тем же противным голосом.

Я широко ухмыльнулся.