— Я вам говорю, здесь нет уксуса! Этот салат подан в его первозданном виде, как сотворил его Господь. Побеги горчицы и кресс-салата, салат-латук! Луковый сок с солью! Хлебные корочки, натертые чесноком! В Италии мы едим его из салатниц, запивая кьянти, и благодарим Господа за такое счастье!
— У нас во Франции так не принято, — пожал плечами Мондор. — А Франция, как вам известно, дорогой Росси, главенствует в искусстве гастрономии. По-французски…
— Ха! — Росси встал на дыбы. — Главенствует, потому что мы вас всему и обучили! Потому что в шестнадцатом веке вы вторглись к нам, объели нас и занялись подражательством! Читать умеете? Историю гастрономии изучали? Вообще историю! Всё, что есть хорошего во Франции, всё пришло из Италии! Знаете ли вы…
Вот так и начинаются войны. Но на этот раз удалось сохранить мир. Мондора удержали, Росси принялся за свой салат, и вновь воцарилось спокойствие.
Когда пришла пора подавать кофе, большинство гостей перебрались в большую гостиную, Лоренс Койн опять завалился на диван в малой, а Киф и Леон сели рядом с ним и продолжили беседу. После еды я предпочитаю оставаться на ногах, и потому я принялся бродить по комнатам. Вульф, Вукчич, Беррэн и Мондор уселись в углу большой гостиной и принялись обсуждать утку. Мамаша Мондор принесла сумку с рукоделием, проковыляла к лампе и взялась за вязание. Лио Койн сидела в кресле поджав ноги, и слушала, что ей рассказывал Валленко. Лизетта Путти доливала Сервану кофе, а Росси хмурился, разглядывая наброшенное на кушетку индейское покрывало, словно подозревая, что оно сделано во Франции.
Дины Ласцио нигде не было видно, и я лениво размышлял, чем она в данный момент занимается: подмешивает яд в еду или просто прошла к себе в номер в левом крыле за питьевой содой. А может, помогает мужу на кухне? Я направился туда. В банкетном зале шли приготовления к эксперименту. Стулья были отодвинуты к стенам, сервировочные столики отгорожены ширмами, на столе свежая скатерть. Я обогнул пару зеленых курток и проследовал на кухню. Дины там не было. Полдюжины народу в белых фартуках не обратили на меня ни малейшего внимания. За прошедший день они привыкли к толкущимся на кухне чужакам. Ласцио, тоже в фартуке, стоял у плиты, помешивая что-то в кастрюле, и два поваренка по обе стороны ждали его распоряжений. Я был сыт, и царившие вокруг запахи меня не прельщали, так что я вышел через другую дверь и вернулся мимо буфетной в гостиную. Подали крепкие напитки, я обеспечил себе бокал коньяку, сел поудобнее и стал наблюдать за остальными.
Через некоторое время я понял, что давно не видел Констанцы. Вскоре она вошла из холла, окинула взглядом комнату, подошла ко мне и села, вызывающе закинув ногу на ногу. На ее лице виднелись следы слез, и я подался вперед, чтобы убедиться в этом.
— Вы плакали.
Она кивнула:
— Да, и еще как! Сегодня в отеле танцы, и мистер Толман пригласил меня, а отец не разрешает! А ведь мы в Америке! Вот я и плакала в номере. — Она закинула ногу еще выше. — Отец не любит, когда я так сижу, вот я и села ему назло.
— Ревность к ногам, родительская версия, — буркнул я.
— Что-что?
— Неважно. Садитесь удобнее, он не смотрит. Принести вам коньяку?
Мы приятно болтали, время от времени отвлекаясь на происходящее вокруг. Из холла вошла Дина Ласцио. Она взяла бокал, перекинулась парой слов с мамашей Мондор и прошла к табуретке рядом с радио. Потягивая коньяк, она принялась возиться с настройками, но ничего не поймала. Через пару минут через комнату промаршировал Вукчич, взял стул и уселся рядом. Она одарила его роскошной улыбкой, но я не мог сказать, в состоянии ли был Вукчич оценить ее в полной мере. Койн, Киф и Блан вернулись из малой гостиной в большую. Где-то в десять вечера нас посетил сам управляющий курортом, мистер Клэй Эшли: безупречного вида господин под пятьдесят без малейшего признака седины в темных волосах. Он обратился к нам с приветствием и уверил в том, что принимать у себя наиболее выдающихся из ныне живущих мастеров великого искусства — большая честь для курорта «Канова». Также он выразил надежду, что мы по достоинству оценим и так далее. В свою очередь, Серван обратился к Вульфу, как к почетному гостю, с просьбой ответить на приветствие, и в кои-то веки Вульфу пришлось встать без определенной цели пойти куда-то. Он произнес несколько подобающих случаю фраз, поблагодарил мистера Эшли и ни словом не упомянул ни поезд, ни сосиски. Эшли представили тем, с кем он еще не был знаком, и он удалился.