— Вы приехали сюда научиться готовить сосиски. Но не будем о грустном. Однако какая ж тут может быть связь, убить-то собираются Ласцио, а не дегустаторов. Впрочем, пробуйте лучше последним, а то как я вас в этой деревне лечить буду?
Он прикрыл глаза и вскоре снова поднял веки.
— Мне не нравятся россказни о подсыпанном в еду мышьяке. Который час?
Достать часы из кармана и то лень. Я сообщил ему точное время, он вздохнул и начал приготовления к подъему из кресла.
Обед в павильоне «Покахонтас» прошел на ура, хотя и довольно бурно. Бульон авторства Луи Сервана только выглядел обыкновенным консоме. Серван превзошел себя и, когда его засыпали поздравлениями, было приятно смотреть, как его благородное морщинистое лицо краснеет от удовольствия. Рыбу приготовил Леон Блан. Это были маленькие шестидюймовые гольцы, по четыре на брата, под светло-коричневым соусом с каперсами и привкусом чего-то такого, что не могло быть ни лимоном, ни каким-либо известным мне уксусом. Я так и не понял, что это было, и когда все стали задавать тот же вопрос, Леон Блан лишь разулыбался и сказал, что у этого соуса еще нет названия. Все, кроме меня и Лизетты Путти, ели рыбу целиком, с головой и костями, и Констанца Беррэн справа от меня не отставала от прочих. Посмотрев, как я вынимаю кости, она улыбнулась и заметила, что так я никогда не стану настоящим ценителем высокой кухни, на что я ответил, что из уважения к своей любимой золотой рыбке я не могу пожирать рыбьи лица. Наблюдая, как она перемалывает своими прелестными зубками рыбьи кости и головы, я порадовался, что мне удалось преодолеть себя и перестать ревновать ее ножки к взглядам посторонних.
Антре Пьера Мондора было настолько вкусным, что я последовал примеру многих других и попросил добавку. Оказалось, что это блюдо давно принесло ему славу и было хорошо известно присутствующим. Констанца рассказала мне, что ее отец прекрасно умеет его готовить и что в основном оно состоит из говяжьего костного мозга, толченых крекеров, белого вина и куриных грудок. Доедая добавку, я подмигнул сидевшему напротив Вульфу, но он не отреагировал, продолжая пребывать на вершине блаженства словно прихожанин в церкви, внимающий проповеди святого Петра. Во время антре Мондоры внезапно устроили скандал и принялись кричать друг на друга. Он вскочил и бросился на кухню, и она помчалась за ним по пятам. Впоследствии я узнал, что она услышала, как он спросил Лизетту Путти, понравилось ли ей его блюдо. Обычно француженки не столь строги в вопросах морали.
На жаркое подали молодую утку а-ля мистер Ричардс, приготовленную Марко Вукчичем. Это блюдо входило у Вульфа в число любимых, и приготовленная под его присмотром версия Фрица Бреннера была мне отлично известна. На этот раз я был слишком сыт, чтобы судить как следует, но мэтры как будто начали всё с чистого листа, отхлебнув бургундского в качестве заголовка. Они принялись за новое блюдо так, словно уже давно ждали, чем бы им заморить червячка. Однако я заметил, что женщины, особенно китаянка Лио — жена Койна — и Дина Ласцио, могли лишь слегка клевать свои порции. Я также заметил, что официанты понимали, что перед ними происходит нечто вроде чемпионата мира по кулинарии и гастрономии, но старались не подавать виду. Девять уток были уничтожены подчистую.
Мне показалось, что Вукчич слишком налегает на различные вина. Наверное, именно поэтому он так бурно среагировал на замечания Ласцио по поводу более удачных начинок для утки и дальнейшего сравнения клиентуры отеля «Черчилль» и ресторана «У Рустермана», не в пользу последнего. Я был гостем Вукчича и всегда относился к нему с симпатией, и потому мне было неловко видеть, как он запустил в Ласцио коркой хлеба и попал тому прямо в глаз, но остальные не одобрили его поступок лишь потому, что он оторвал их от еды. Сидевший рядом с Ласцио Серван не дал скандалу разгореться, а Вукчич осушил очередной бокал и в ответ на все упреки только сверкал глазами. Официант в зеленой куртке убрал хлеб с пола, и все вернулись к утке.
Выход на сцену салата Доменико Росси тоже не обошелся без скандала. Началось с того, что как только его стали разносить, Ласцио поднялся и ушел на кухню, чем весьма оскорбил Росси. Сервану пришлось объяснять, что Ласцио пора начинать готовить соус прэнтан для последующего эксперимента, но Росси все ворчал про зятьев-перестарков. Затем Росси заметил, что Пьер Мондор даже не пытается сделать вид, что ест, и возжелал узнать, уж не черви там у него в тарелке. Мондор ответил дружелюбно, но твердо, что всё, что подчеркивает вкус салата, особенно уксус, убивает вкус вина, и что он хочет допить свое бургундское.
— Никакого уксуса здесь нет, — мрачно возразил Росси. — Я вам не варвар.
— Я не ощутил вкуса уксуса. Я отставил тарелку, лишь заслышав аромат салата.