Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России

Федорова К. С. (2012). Язык школы: дискурсивное измерение // Баранова В. В., Гаврилова Т. О., Панова Е. А., Федорова К. С. Язык, общество и школа. М.: Новое литературное обозрение. С. 362–394.

Beynon J. (1985). Initial Encounters in the Secondary School. Lewis: Falmer Press.

Fairclough N. (1992). Critical Language Awareness / Ed. by N. Fairclough. London: Longman.

Fairclough N. (1995). Fairclough Critical Discourse Analysis. London: Longman.

Rampton B. (2006). Rampton Language in Late Modernity: Interaction in an Urban School // Studies in Interactional Sociolinguistics 22. Cambridge: Cambridge University Press.

Robert H. M. (2011). Robert’s Rules of Order Newly Revised. 11^th ed. Philadelphia, PA.: Da Capo Press.

Turner G. (1983). The Social World of the Comprehensive. London: Croom Helm.

Глава 10. Нутро на публику: публичный разговор о личном в постсоветской медиакультуре (На примере передачи «Модный приговор») Юлия Лернер, Клавдия Збенович

© Ю. Лернер, К. Збенович

Введение

В данной главе мы предлагаем обратить внимание исследователей на новый для российской культуры публичный стиль говорения о частной жизни, формирующийся сегодня в поле постсоветских медиа. Это терапевтический язык, построенный на популяризованных постулатах психологической дисциплины, на психологизированной интерпретации межличностных отношений и эмоциональной жизни личности [Лернер 2011; Lerner 2015; Matza 2009; Salmenniemi 2010; Vorona 2014]. Такой язык развивается в постсоветскую эпоху вместе с освоением глобальной терапевтической культуры [Furedy 2004; Illouz 2007; Rieff 1987], ее моделей жизни и технологий общения, которые импортируются в Россию или заново изобретаются здесь.

Основы самой терапевтической культуры укоренены в глубоком взаимопроникновении постфрейдистской американской версии психологии и капиталистической культуры как образа жизни и организации экономической деятельности [Cushman 1990; 1995; Furedy 2004; Hochschild 1983; Lasch 1979; 1984; Rose 1990]. Постепенно с американизацией психологии постфрейдистский психологический дискурс проникает в экономические институты США и в итоге начинает доминировать. Параллельно этому интимная, приватная и житейская сферы переживают рационализацию и объективизацию. То есть не только эмоции привлекаются на службу экономическому производству и служат организации рабочих отношений, но и сами эмоции, чувства и частная сфера подвергаются рациональному управлению и переводятся на язык рыночной экономики. В результате развивается единый язык, используемый для описания всех сфер жизни, – язык рационализированных эмоций, то есть язык терапевтической культуры [Illouz 2008].

Технологии массовой культуры (электронные медиа, литература самопомощи) переводят психологический терапевтический нарратив в понятные упрощенные дискурсивные формы говорения о себе, личных отношениях, эмоциональной и интимной жизни, а также профессиональной карьере [Illouz 2003; 2008]. Жанр реалити в западной поп-культуре и проекты медиатрансформации (make-over) в особенности представляются интеллектуальной критикой как жанры производства и поддержания популярной терапевтической культуры, так как они размывают границы между документальным жанром и фантазией, частной и публичной сферой, личным и коллективным нарративом. В процессе приобщения к этой культуре в России происходит усвоение дискурсивных форм терапевтического языка, который формулируется прежде всего в публичной сфере – как в институтах академического дискурса, так и в поле литературного дискурса, и в дискурсе медиа. Таким образом, этот язык связывает или даже смешивает приватный и официальный регистры, размывает границы между ними и предстает как публичный язык приватной жизни.