Синдром публичной немоты. История и современные практики публичных дебатов в России

Оформление студии и характерная риторика создают сцену судебного расследования. Следует отметить, что судебное шоу стало популярным форматом в мировом реалити-телевидении в силу ряда своих особенностей. Во-первых, поскольку расследование является ритуальным действием, преобразующим реальность, оно носит перформативный характер и основано на драматическом принципе [Epstein 2001; Lorenzo-Dus 2008; Porsdam 2004]. Во-вторых, в восприятии современного западного общества суд ассоциируется с абсолютным авторитетом и неподкупной объективностью и потому с идеалом справедливости [Epstein 2001]. В-третьих, и это особенно важно для нашего анализа, судебное заседание является дискурсивной ситуацией с характерными языковыми и риторическими компонентами. Судебный дискурс – это четко структурированное речевое событие, оно подчиняется определенной последовательности и регулируется заданными речевыми действиями (открытие в начале заседания, смена речевых ходов прокурора, защитников и свидетелей и т. д. и завершение прений), которые обеспечивают дискурсивные границы [Licoppe, Dumoulin 2010]. И наконец, в суде звучит яркая и образная речь: члены суда варьируют интонацию, прибегают к цитатам и метафорам с целью повлиять на исход судебного заседания [Cotterill 1998; Matoesian 1999]. Судебные шоу широко применяют эти языковые атрибуты реального судебного разбирательства, размывая границы между реальным и режиссированным судом [Kohm 2006; Lorenzo-Dus 2008; Van der Houwen 2009]. Медиапроизводство задействует повсеместную авторитетность образа суда, а также судебную речь, популяризуя этот глобально узнаваемый жанр реалити-телевидения [Epstein 2001; Lorenzo-Dus 2008].

За последнее десятилетие жанр телесуда прочно укоренился и в постсоветской массовой культуре[180]. В России, однако, формат суда перекликается с местными культурными образами и языковыми клише, которые сохраняются в постсоветской исторической памяти и остаются связанными с расследованиями политического, криминального и разведывательного характера. Более того, судебное шоу осваивается здесь в контексте хорошо развитой культуры судебной дискуссии как жанра критических дебатов по широкому кругу тем, включающих политику и повседневность, литературу и науку, организованных в виде суда [Wood 2005]. На постсоветском экране, где расцветает жанр расследования исторических героев и событий в формате реалити (наиболее известные примеры – программы «Суд времени» и «Свобода мысли» на 5-м канале, «Исторический процесс» на 1-м канале), культура судебной дискуссии обретает второе дыхание.

Постсоветские комедии из зала суда используют судебный дискурс аналогичным образом, переводя при этом его риторику на язык русско-советских эквивалентов. В таком виде язык импортированного формата суда становится знакомым и понятным аудитории. И сегодня формат судебной дискуссии применяется для обсуждения ситуаций несудебного порядка, в частности таких, как неуместное поведение в обществе, неухоженный внешний вид и поношенная одежда. Такое юмористическое приложение судебной модели и есть тот стиль, которым руководствуется шоу «Модный приговор».

28 июля 2010 года Модный суд разбирал «Дело о жизни в чужих вещах». Судья представляет публике «истца», сидящего рядом с обвинителем, – подругу героини-обвиняемой, дело которой рассматривается сегодня, и саму героиню, сидящую рядом с адвокатом. Тут же судья заявляет основную тему обвинения по делу:

Сегодня у нас слушается дело о жизни в чужих вещах. Подруга против подруги. Индивидуальный стиль против старых привычек. Елена Волкова обвиняет свою подругу в том, что она превратила свой гардероб в секонд-хенд и панически боится магазинов одежды (28 июля 2010 года).

Дефект, подлог, несоответствие уже изначально заложены в формулировке самой темы передачи, и в данном случае также название программы, «Дело о жизни в чужих вещах», передает идею о сомнительном качестве вещей («чужие» – не свои, не собственные, а принадлежащие другим) и предвосхищает наше ожидание предстоящего перевоплощения.