Северный Удел

Наверное, мне помог травяной настой.

И еще то, что я распустил настороженные жилки, и они реяли над каретой, от самых лошадиных морд до багажного отделения.

Укол чужой крови был короток – только опознать.

А в следующее мгновение я уже бил ногой в каретную дверцу, одной рукой сдергивая с сиденья Сагадеева, а другой опрокидывая на себя Тимакова.

Залп из штуцеров опоздал.

Он слился с треском упавшего перед каретой дерева, звоном стекла, испуганным всхрапом лошадей, криком кровника и выдохом обер-полицмейстера: «Бастель!»

Я успел увидеть дыры, появляющиеся в стенке кареты, подскочивший кофр, шторку, взметнувшуюся будто по собственной воле, а потом вывалился наружу, в вечер, и через Сагадеева перекатился в сторону, к каретному колесу.

Сквозь спицы темнел лес.

Рядом упал Майтус, взлохмаченный, с окровавленной щекой и плечом, намокающим красным.

– Засада, господин!

– Что? – Сагадеев зашевелился в траве. – Какая, ради крови, засада?

Будто в ответ штуцеры из зарослей дали еще один залп.

Полетели щепки. Что-то звякнуло. Шальная пуля звонко вошла в осинку за моей спиной. Освещенная фонарями карета была отличной мишенью.

– Нас здесь перестреляют, – подполз ко мне, белея лицом, Тимаков.

– Предлагаешь в лес? Чтоб нас как куропаток?

– А есть иной выход?

Темно-синее небо проглядывало сквозь кроны рваными лоскутами. Одинокая яркая звездочка помаргивала над верхушкой высокой елки.

Глаза привыкли к мгле.

Я попытался разглядеть в зарослях фигуры стрелков. По вспышкам выстрелов там пряталось человек шесть-семь.

Чего ждут?

Серым призраком проскакала мимо лошадь без седока.

– Господарики! – заорали из засады. – Как вы там? Живы еще?

– Живы! – крикнул Тимаков.

Штуцера ударили снова.

Фонтанчик земли взвился справа. Сагадеев, путаясь в рукавах, выворачивался из приметной светлой шинели.

– Надо было больше охраны… – шипел он. – Десяток, а то и два…

Я обернулся к Майтусу:

– Как ты, кровник?

Майтус скривился.

– Не шевелись, – я прижал ладонь к его плечу.

Кровь была моя, чувствовалась, как будто во мне текла. Один стук сердца, два – кровотечение остановилось, свинцовый катышек, увязнувший в сплетении мышц, двинулся наружу.

Я стиснул рукав.

Катышек с сукровицей вывалился сквозь дыру.

– Все.

Майтус покивал, скалясь.

– Где, мать их, охрана? – ругался Сагадеев. – Четверо ж было.

– Георгий, следишь? – спросил я Тимакова.

– Слежу.

Капитан отполз от кареты в сторону бугристой тени. Похоже, там лежал блезан, один из тех, по которым сокрушался обер-полицмейстер.

– Господарики! – вновь зазвучал задорный голос. – Че затаились?

– Ты, милый, не попутал, в кого стреляешь? – крикнул я.

– Не-а, господарик, мы с понятием.

С понятием, значит.

Похоже, и не пугает их совсем это понятие. Будто не высшую кровь, а водицу лить собираются. Нашлись же такие!

Минуты три уже я щупал жилками пространство за каретой и мог разглядеть лишь наглухо закрытую область.

А это значило, что засаду поддерживает кто-то сильный. Видимо, убийцы сделали выводы по моргу, когда я поднял «козыря» Цымбу. Теперь и пытаться нечего.

Хотя расшатать, конечно, можно. Но там ведь тоже не дураки. Спокойно это провернуть не дадут – атакуют.

– Георгий! – зашептал я. – Что у тебя?

– Тихо.

Тимаков махнул рукой, револьверный ствол поймал фонарный отблеск.

Покачивали лампами елки, шелестел осинник, где-то далеко впереди раздавалось лошадиное ржание. Из зарослей не слышалось ни звука.

– Дурацкое положение, – прокомментировал ситуацию Сагадеев. – В лес бежать глупо, оставаться здесь – тем более.

– Это точно.

Я достал «Фатр-Рашди». Хорошо, перед поездкой в саквояж не убрал. Покрутил барабан, одновременно, вторым планом, медленно связывая из жилок фигуры.

Сигнальный слой. Вязкая сеточка полукругом растянулась между зарослями и каретой.

Там, в реальности крови, в сером дымчатом сумраке между призраками деревьев жилки казались праздничной красно-белой мишурой.

Жалко, плести приходилось наскоро, развешивая в воздухе трепещущие нити.

Затем я взялся за Тимакова и Сагадеева, наращивая им панцири невидимой защиты, вылепляя из жилок шипы и крючья, накручивая жгуты и спирали.

Тимаков почувствовал, неуютно покрутил головой, повел плечами, словно панцирь ему жал, оглянулся.

Одними губами я произнес: «Так нужно». Он то ли увидел, то ли понял и так.

– Майтус.

– Да, господин, – кровник придвинулся ко мне, придерживая раненую руку.

– Ползи от кареты в лес.

Майтус вскинулся, пальцами поймав меня за запястье с «Фатр-Рашди». Я чуть не выстрелил в него, дурака.

– Господин, не надо меня спасать, – зашептал он, дыша мне в лицо. – Я с вами останусь. Я и левой могу…

– Дурак, – зашипел я. – Ползи. Не только себя – меня спасешь.

Кровник вперился в меня внимательным взглядом:

– Далеко?

– Метров тридцать. Только держи карету в поле зрения.

– Понял. – Майтус кивнул, всецело полагаясь на меня.

Оттолкнувшись от земли, он опрокинулся назад. Чекмень его мгновенно слился с подступающей тьмой. Прошуршала трава.

– Ты, это… Может быть больно, – предупредил я кровника.

– Стерплю, – прошелестел его голос.

Красно-белая пуповина поволоклась за ним.