Северный Удел

– Ну, военный потом уехал. С ящеркой на карете. А я подумал, что непорядок это, так хорошие господа не поступают… Ну и как бы за припасами в город собрался. То есть за припасами тоже… За мукой, за чаем, еще рыбы вот купить…

– И как же ты его нашел?

Гиллигут шмыгнул носом:

– Так видно же, ниточка ж тянется… В городе-то много переплетается, я там потерял было… – Он тряхнул головой, нахмурился. – Еще деньги чуть не увели… Но я и воров нашел, а потом и военного нашел, – улыбнулся он. – Не успел сказать только…

– А я? – пронзительно взглянул пассажир. – Мои ниточки ты видишь?

– Вижу, медные. Но были светлее, почти оранжевые. А раньше…

Сильная ладонь залепила Гиллигуту рот.

Глаза у пассажира вдруг из холодных сделались веселыми, и он рассмеялся:

– Молчи, дурак! Хочешь в тайники?

Гиллигут, мыкнув сквозь пальцы, кивнул.

– Тогда запомни адрес: Ганаван, дом Бриццоли.

В избе звякнуло ведро, и пассажир заторопился:

– Сумеешь открыть замкнутую на кровь дверь, возьмут сразу. Лет через пять, глядишь, станешь как Терст.

– Как кто? – спросил Гиллигут.

Пассажир вытер ладонь о полу сюртука и вздохнул:

– Как очень хороший человек.

* * *

А через два часа коляска уносила непонятного пассажира на юг. Ему думалось, что у парня – совершенно никаких цветных ветвей и оттенков. Простой серый рисунок. Как, каким образом он тогда видит жилки и ведет их? Странно. Поневоле в фамильной избранности засомневаешься…

Закрапал дождь. Пассажир поднял кожаный колясочный верх на спицах.

Впереди у него была жаркая Ассамея, затворничество, а в сюртучной пазухе – «клемансина» с несколькими каплями женской крови.

Катарина Эске теперь всегда находилась рядом.