Северный Удел

– Не одобряю, – Тимаков вытащил из-за пазухи вручную скрученную сигаретку, повертел в пальцах, сунул за ухо. – Для убийц лучше не придумаешь. С семьями обычно много случайного народу ездит, затеряться в числе обслуги или многочисленных сопровождающих не составит труда. И я, честное слово, не представляю, как мы всю эту ораву сможем проконтролировать… Это если нас еще допустят… Во-вторых, где мы всех разместим? Даже Тутарбино с его комплексом… Нет-нет-нет, – решительно замотал головой он, – это будет настоящее сумасшествие и дезорганизация!

– Я тоже против, – сказал я. – Мы совершенно не знаем мотивов убийств. Может, расчет строился как раз на том, что мы соберем всех в одном месте. Тем более семьи вспомнят старые обиды, перегрызутся…

– Хорошо, – Сагадеев откинулся назад. – В общем, да, я тоже того же мнения. Закрыли вопрос. Предлагаю обсудить наших предполагаемых противников. Вы не против?

– Я как раз за, – ответил я. – Может, вместе мы придем к однозначным выводам. О себе я пока этого сказать не могу.

– Ну, если так… – Тимаков изогнулся телом и откуда-то из-за спины достал глиняную фляжку. – Тогда для просветления ума…

– Без посуды? Из горла? – удивился Сагадеев.

– Ну что вы!

Тимаков изогнулся в другую сторону, надавил на меня плечом и извлек из брючного кармана маленькие жестяные стаканчики.

Выдернутая пробка освободила густой травяной дух.

– Любите вы… – вздохнул Сагадеев.

– Это специальный настой, господин обер-полицмейстер, – наклонил фляжку Тимаков. – Улучшает кровообращение, бодрит, придает сил. Походный.

– У вас там, в тайном, от него не спиваются?

– Николай Федорович, – я принял свой стаканчик, – вы просто попробуйте.

– А вы пробовали?

Я улыбнулся:

– Доводилось.

– Ну давайте! – Тимаков стукнул своим стаканчиком о наши. – Будьте здоровы!

Мы выпили. Сагадеев сделал это, чуть помедлив.

– Я, знаете, не большой любитель… – Глотнув, он сморщился. – Ф-фу! Горчит что-то.

– Это нормально, – Тимаков собрал посуду. – Ну, чувствуете?

Я кивнул.

Покачивание кареты сделалось мягким, почти воздушным. В усах обер-полицмейстера мое зрение вдруг выделило седые волоски. На ногте у Тимакова, пожелтелом от папиросок и табака, обозначилась заусеница.

Скол у правой дверцы. Пятно на обивке. Распустившаяся нить на шторке. Крапина сажи от сгоревшего лоскута на шинели.

Я тряхнул головой, и зоркость пропала, зато словно сквознячком протянуло между ушей. Сагадеев, видимо, ощутил нечто похожее.

– Ничего, вполне, – он переменил позу. – Да, так вот… Нет, горчит, конечно… – Обер-полицмейстер, переводя дыхание, вдавил ладонь в грудь. – Мне думается, все дело в цели. Если мы поймем, что является для убийц целью…

– Штольцы, Поляковы-Имре, Иващины, Кольваро, Тутарбины, – перечислил я. – Нападениям не подверглись семьи Ритольди и Гебризов.

– Николай Федорович, – Тимаков задумчиво дернул пальцами губу, – что вы о Ритольди думаете?

Сагадеев свел брови к переносице:

– Нет, понятно, что подозрения… Вы об Огюсте или о его сыне? Или вообще…

Он изменился в лице.

– Мы об Огюсте Юлии Грампе Ритольди, Палаче Полонии, – сказал я.

– У вас что-то есть на него, – проговорил Сагадеев, переводя взгляд с меня на капитана и обратно.

– Мы знаем, он ваш друг… – начал Тимаков.

– Он меня спас! – рыкнул Сагадеев. – Я ему всем… Когда нас гнали из Астурии, как крыс, с дрекольем, всякое…

Он махнул рукой.

– Он, похоже, был в больнице Керна, – тихо сказал Тимаков. – Голем, который ожил у морга… им должен был кто-то руководить.

– Да нет. Зачем Огюсту… – Обер-полицмейстер неуверенно рассмеялся. – Он же ярый поборник существующего порядка. У него даже манифест некий вышел. «О несмешении». Не слышали? Очень нетривиальный взгляд… Конечно, он требовал от государя императора большей жесткости в обращении с либеральными…

Он, помрачнев, умолк.

– Ритольди мог пойти на такое? – спросил я.

– Против высших семей? – Сагадеев тяжело расставил ноги и наклонился к нам: – Мог. Но не в том смысле. Уж он бы провернул комбинацию – все улики указали бы на подставное лицо. И в первом убийстве, и во втором. И с вами, Бастель.

Тимаков зачем-то сунулся под шторку, долго смотрел на проносящийся мимо лес.

Поскрипывали рессоры. Сзади то накатывал, то отдалялся конский топот. Впереди нукал и пощелкивал вожжами Майтус.

– И все же…

– Не верю, – твердо сказал Сагадеев. – Просто не верю. Зная Огюста, вы бы тоже не поверили. Хотя, конечно, после Полонии случился разлад.

– У кого? – выглянул из-под шторки Тимаков.

Обер-полицмейстер усмехнулся:

– У государя с Огюстом. Был совет семей. Огюст ратовал за военную операцию в Астурии и Пруссии. Хотел немедленно отбить потерянные земли. Но его не поддержали. Штольцы, Иващины и Гебризы были против. Поляковы и ваш отец, Бастель, воздержались. Огюст очень надеялся на последнее слово императора. Император сказал: «Нет». Тогда Огюст сказал, что высокая кровь, наверное, действительно выдохлась. Император вспыхнул. Ну и наговорили затем друг другу… все и всем…

– Это мотив, – сказал я.

– Не смешите. Сторонник усиления власти вдруг эту самую власть подрывает?

– Но если у морга был он…