Сердцедёр

У подножия огромной, высотой в несколько метров, финиковой пальмы поставили жаровню, и дровосеки стали по очереди опускать в нее свои инструменты. Другую жаровню установили у соседнего эвкалипта. Подмастерья снова принялись раздувать угли, но на этот раз с помощью кожаных кузнечных мехов, по которым они прыгали двумя ногами. А в это время бригадир команды стал осторожно прослушивать пальму в разных местах, плотно прижимая ухо к стволу. Но вот он нашел то, что искал, и пометил кору красной краской. Тогда другой дровосек, самый коренастый и приземистый из всех, вынул из огня свой крюк; его и крюком-то назвать было нельзя, так, не то гарпун, не то наконечник копья, но кроваво-красные расплавленные ошметки свисали с него и дымились в тяжелом воздухе сада. Лесоруб весь напрягся, размахнулся и уверенным движением всадил крюк в гладкий ствол, как раз в середину красной отметины. И вот уже подмастерья подхватили жаровню и бегом оттаскивали ее прочь, а рядом другой лесоруб проделывал то же самое с эвкалиптом. Затем оба гарпунщика бросились со всех ног в укрытие и исчезли там. Подмастерья вместе со своими жаровнями жались у входа.

Ветви пальмы тихонько, едва заметно вздрогнули, а потом стали трепетать все сильнее и сильнее; Жакмор до боли стиснул зубы. Из глубины ствола послышался глухой стон, а затем, всё нарастая и нарастая, он скоро превратился в невыносимо пронзительный жалобный крик; Жакмору хотелось заткнуть уши. Несчастное дерево сильно закачалось, и с каждым его движением крики становились все чаще, все ужаснее. Вдруг земля у корней пальмы пошла трещинами и провалилась. Стон запредельной боли буравил воздух, раздирал барабанные перепонки, раздавался во всех уголках сада, и, достигая неба, казалось, отражался от низкого потолка облаков. Тут корни рывком вырвались из земли, и длинный изогнутый ствол потянулся в сторону укрытия. Не переставая страшно кричать, он запрыгал, словно приплясывая, по тропинке, медленно приближаясь ко рву. Через несколько секунд Жакмор вновь ощутил, как земля задрожала у него под ногами. Настала очередь эвкалипта. Но он не кричал; он быстро-быстро дышал, будто обезумевший кузнечный мех; его серебристые ветви обвивались вокруг ствола, с усердием царапали землю, пытаясь скорее достичь убежища. В этот момент пальма добралась до края рва и судорожно забилась на укреплении из круглых бревен; крики стали чуть реже и, наконец, постепенно начали утихать. Эвкалипт, более хрупкий, затих первым, и только острые, как лезвие кинжала, листья продолжали тихонько подрагивать. Люди вышли из рва. Тогда пальма дернулась и подпрыгнула в последний раз. Но человек, в которого она метила, ловко отскочил в сторону, а потом яростно хватил по ней топором. И все замерло. Лишь изредка мучительная дрожь пробегала по серому стволу. Еще не все было кончено, а лесорубы уже отошли к следующему дереву.

Обезумев от ужаса, Жакмор оцепенело прирос к земле. В его голове стоял несмолкаемый звон, он не мог отвести взгляд от лесорубов. Увидев, как крюк в третий раз вонзается в нежную ткань дерева, Жакмор не выдержал, повернулся и бросился бежать к утесу. Он бежал и бежал, а в воздухе дрожал гневный и полный страдания рев бойни.

XVIII

11 окромября

Кругом теперь царила мертвая тишина. Поверженные деревья лежали на земле корнями кверху, и всюду зияли огромнейшие дыры, словно после бомбардировки внутренних территорий. Гигантские вскрытые нарывы, пустые, сухие и грустные. Пятеро рабочих уже ушли в деревню, а двое подмастерьев должны были распилить трупы на поленья и сложить их в штабеля.

Жакмор тоскливо взирал на учиненный разгром. Удалось уцелеть лишь каким-то жалким низеньким деревцам да кустарникам. Между Жакмором и небом больше ничего не было, а небо стало странным, нагим, без теней. Справа послышалось клацанье садового ножа. Мимо прошел младший из подмастерьев, волоча за собой длинную, гибкую двуручную пилу.

Жакмор тяжело вздохнул, пошел к дому и поднялся по лестнице. На втором этаже свернул в коридор, ведущий в комнату малышей. Рядом с детьми сидела Клементина и вязала, а в глубине комнаты, на полу, устроились, посасывая конфеты и разглядывая книжки с картинками, Ноэль, Жоэль и Ситроен. Целый мешок сладостей стоял перед ними.

Жакмор подошел ближе.

— Все кончено, — сказал он, — деревья срублены.

— Ну что ж, прекрасно, — ответила Клементина, — так мне будет намного спокойнее.

— Как, и вас нисколько не растревожил этот страшный шум?

— Да я что-то и не обратила внимания. По-моему, и должно быть шумно, когда валят деревья.

— Да, да, конечно, — сказал Жакмор и взглянул на детей. — Вы все не выпускаете их на улицу? Вот уже три дня, как они безвылазно сидят дома. А ведь отныне им больше ничто не угрожает.

— Вы уверены, что в саду уже все сделано? — спросила Клементина.

— Да, осталось только распилить бревна, — ответил. Жакмор, — но если вы все-таки боитесь, я могу присмотреть за детьми. Мне кажется, им необходим свежий воздух.

— Да, да! — воскликнул Ситроен. — Мы пойдем с тобой гулять!

— Пошли скорее! — сказал Ноэль.