Гордый кюре извивался в поклонах; а это, представьте, была лишь уловка черта; он весь напружинился, подобрался и внезапно кинулся на кюре, два раза коротко ударил его в печень, а потом нанес сокрушительный апперкот в челюсть, который кюре непроизвольно парировал с помощью своего левого глаза. Тот не преминул закрыться. К счастью для кюре, зазвенел гонг, он бросился в свой угол и стал старательно полоскать рот, а на левый глаз приспособил огромный сырой бифштекс с дыркой посередине. Через нее можно было бы смотреть, когда бы глаз еще был на это способен. Черт между тем не терял времени даром и откалывал разные шуточки, вызывавшие живейший интерес у собравшихся: например, он вдруг ни с того ни с сего спустил трусы и показал зад старой бакалейщице, сорвав шквал аплодисментов.
Еще хуже пришлось кюре в третьем раунде, но где-то в середине боя он, коварно прикрывая рукой провод микрофона, потянул за него, и в ту же минуту громкоговоритель сорвался с балки, ударился о голову ризничего, и тот, бездыханный, рухнул на пол. Лопаясь от гордости, кюре, подняв сцепленные руки над головой, обошел ринг.
— Я победил, отправив противника в нокаут, — объявил он. — Это Бог в моем лице одержал здесь победу, Бог роскоши и богатства! Это творение Бога! Всего за три раунда!
— О! А! О! — послышалось в толпе.
Но вдруг все в изумлении смолкли, внезапно осознав, что больше ничего не будет. И по рядам поползло возмущение, ведь одна минута представления вставала в копеечку. Жакмор забеспокоился, почувствовав, что вот сейчас все будет испорчено.
— Деньги назад! — завопила толпа.
— Нет!
— Деньги назад!
Полетел стул, за ним второй. Кюре бросился прочь с ринга. Дождь из стульев обрушился ему вслед.
Жакмор пробирался к выходу сквозь толпу, как вдруг кто-то ударил его по уху. Он инстинктивно обернулся и дал сдачи. В тот момент, когда его кулак крошил челюсть противника, Жакмор узнал его. На полу валялся столяр, выплевывая окровавленные зубы. Жакмор взглянул на свои руки. Кожу рассекли две глубокие царапины. Он облизал их. И внезапно смущение охватило Жакмора. Но он, передернув плечами, стряхнул его прочь.
«В конце концов, какая разница... — размышлял психиатр, — его заберет Ля Глоир. Я ведь все равно собирался к нему из-за пощечины этому ребенку из хора».
Однако желание драться не проходило. Тогда Жакмор стал бить кого ни попадя. И то, что он колотил взрослых, давало ему невероятное облегчение.
VIII
Когда Жакмор вошел к Ля Глоиру, тот как раз одевался. Лодочник уже искупался в своей массивной золотой ванне, на крючке висело рваное грязное тряпье для работы, а сам он надевал роскошную домашнюю одежду из золоченой парчи. Золото было повсюду, казалось, комнаты старенького домика были отлиты из огромного куска драгоценного металла. Золото сверкало в полузакрытых сундуках, из него была сделана посуда, стулья и столы, все вокруг желто блестело. Сразу после спектакля Жакмор чувствовал некоторое потрясение, но теперь он относился к происшедшему так же равнодушно, как и ко всему, что не было непосредственно связано с его манией, а, значит, он и не помнил его почти.
Ля Глоир поздоровался и удивился столь необычному виду Жакмора.
— А это я дрался, — сказал Жакмор, — на спектакле, устроенном кюре. Там все дрались. И кюре тоже, но он жульничал, за что и получил.
— Народу только дай повод, — сказал Ля Глоир, пожимая плечами.
— Я, э... В общем, мне немного стыдно, — сказал Жакмор, — ведь я тоже дрался; а поскольку все равно шел к вам... и наличные у меня при себе...
И он протянул Ля Глоиру столбик золотых монет.
— Да, ну что ж, этого следовало ожидать, — с горечью прошептал Ля Глоир. — Быстро вы привыкли. Отряхнитесь, по крайней мере. И не волнуйтесь вы так. Я беру ваш стыд.
— Спасибо, — сказал Жакмор, — а теперь, как вы считаете, не продолжить ли нам?
Ля Глоир бросил золотой столбик в салатницу из позолоченного серебра и, ни слова не говоря, растянулся на низкой кровати, стоящей в глубине комнаты. Жакмор уселся рядом с ним.
— Ну, рассказывайте. Расслабьтесь и рассказывайте, — сказал он. — В прошлый раз мы остановились на той школьной истории, когда вы украли мячик.
Ля Глоир прикрыл глаза рукой и заговорил. Но Жакмор не смог сразу начать слушать. Он был просто поражен. Рука старика легла на лоб, и Жакмору показалось, а может, эта была лишь игра воображения, что он видит сквозь ладонь лихорадочный и живой взгляд своего пациента.
IX