Седьмого в тринадцать

«Мы вас временно подселим к поручику Муравьёву, уж не взыщите, – при расставании в отделе сказал ему Николаев. – С квартирами такая кутерьма! Люди отовсюду возвращаются после войны, а тут чиновники, военные, министерства в полном составе прибыли. Красных мы подвинули, правда, так что найдется вам отдельное жилье с телефоном. Обещаю, что не больше недели придется потерпеть».

Муравьёв встретил Ушакова как доброго знакомого.

– Располагайтесь, господин капитан. В гостиной вам удобно будет? Если хотите, могу спальню уступить. Комнат только две.

Ушаков улыбнулся устало.

– Не хлопочите вы так, поручик. Здесь просто роскошные апартаменты по сравнению с теми местами, где мне доводилось ночевать.

– А где доводилось? Если не секрет?

– В крестьянских избах, в подвале разрушенного дома, в хлеву как-то раз, в Карпатах на голой земле… да мало ли где. У вас ведь похожие воспоминания?

– Похожие, – подтвердил Муравьёв. – Только в Карпатах не был. Вы ведь к нам тоже из действующей армии?

– С июня восемнадцатого, с первых дней, в отряде Владимира Оскаровича Каппеля10. Под его началом воевал до января следующего года. Дальше было ранение, госпиталь, перевод в контрразведку. Трехнедельные курсы, как у всех армейских, – с наслаждением снимая китель и доставая из вещмешка бритвенные принадлежности, рассказывал Ушаков.

– Как вас отпустили?

– Намекаете, что в контрразведку не лучших, а худших сплавляли?

– Что вы…

– Шучу, не принимайте близко к сердцу, – штабс-капитан сделал шаг в сторону ванной. – Я знаю, что существует такое мнение. Не совсем, кстати, беспочвенное. Но меня предыдущая биография подвела.

– Как подвела? – не понял Муравьёв.

– Надо было на другой факультет поступать. Хотя кто знал, что всех нас ожидает…

– На кого же вы учились, господин капитан? – задал свой завершающий вопрос юный поручик.

– У меня диплом юриста. Для войны, как сами понимаете, бесполезный. И вот еще что: бросьте меня хотя бы дома господином величать. Называйте уж Сергеем Ивановичем, если желаете подчеркнуть, что я старше по возрасту и званию, – сказал Ушаков.

Глава четвертая Пополнение гардероба

– Итак, про тайное монархическое общество этому Кривцову… то есть, Шумскому рассказал Домбровский?

– Да, он самый, – Николаев потер руки. – Василий Александрович истинный виртуоз. Расколол преферансиста, пообещав, что его дело рассмотрит гражданский суд.

– Там приговор будет мягче? – спросил Ушаков.

– Там он может отделаться каторгой.

– Не очень мне по душе такие сделки, – признался штабс-капитан.

– Мне тоже. Но, в конце концов, убийца-то не Шумский, а его сообщник. Его никто не собирается миловать.

Подполковник только что вернулся с очередного совещания в Кремле. Ушакова туда не взяли, и он усиленно знакомился с работой контрразведывательного отдела министерства, изучая разнообразные сводки, донесения и справки. Не далее, как в половине первого ему предстояло другое совещание – в кабинете полковника Зыкова.

Николаев пребывал в состоянии душевного подъема. По его словам, преферансист из «Дрездена» выложил всё. Он оказался Григорием Шумским из Минска, человеком с богатым уголовным прошлым и, действительно, мастером карточной игры. Беспокойная судьба бросала его до войны и революции по разным городам, включая Варшаву и Санкт-Петербург. Специализировался он на вскрытии замков и сейфов, по молодости пару раз попадался, однако в тюрьмах провел совсем мало времени: один раз вышел по амнистии, второй раз бежал. Его визит в столицу Царства Польского в 1912 году закончился знакомством с Домбровским и вербовкой.

Летом 1919-го Шумский очутился по ту сторону советско-польского фронта11. Майора польской армии он (если верить его показаниям) снова повстречал в Минске. Домбровский же помог ему перебраться в Россию этой зимой. В будущей операции в Военном министерстве «гастролеру» отводилась ключевая роль. Ему предстояло проникнуть в святая святых здания – оперативный отдел.

– Такие они, наши соседи. Судя по всему, боятся и не доверяют, – сделал политический вывод Николаев.

– Подбирались к нашим планам?

– Да, довольно банально. Думаю, Пилсудский12 опасается мести.

– Мести? За что? – удивился Ушаков.

– Об этом тогда не писали в газетах. Во время нашего решающего наступления на юге большевики склоняли его к перемирию. А мы, наоборот, просили ударить во фланг красным. Польский «начальник государства» метался туда-сюда, старался не прогадать. В итоге нам он прямо не помог, но и от перемирия с Лениным уклонился.

– Если красные сняли бы часть войск со своего Западного фронта…

– Не знаю, чем тогда всё кончилось бы, – честно сказал подполковник.

Ушаков встал из-за стола, повел плечами после сидения над бумагами, подошел к окну. Проговорил, как бы рассуждая вслух:

– Домбровский – кадровый разведчик и ради наших секретов пошел на убийство, хотя мы с Польшей не воюем. Бывало ли раньше такое?

Николаев ответил не сразу, точно подбирая единственно верные слова.