Седьмого в тринадцать

«Гордо реет буревестник». Строчка из стишат Максима Горького сама собой выплыла из памяти Ушакова. Он был еще гимназистом, когда будущей бурей заклинали друг друга все эти борцы за народное счастье. Интересно, где сейчас Горький, и что с ним? Вроде был в Питере, когда северную столицу заняла Северо-Западная армия Юденича. При большевиках, как говорят, он заступался за арестованную «буржуазию» перед Зиновьевым. Самого товарища Зиновьева взбунтовавшиеся красноармейцы подняли на штыки, когда ленинский сподвижник пытался бежать…

– Нет нужды повторять: всё, что я сообщу вам, совершенно секретно, – подчеркнул полковник Зыков.

С его слов, ситуация выглядела следующим образом. В Москве оформилась и действует фракция эсеровской партии, поставившая перед собой цель убить Верховного правителя и его премьер-министра Петра Васильевича Вологодского. Адмирал Колчак ненавистен эсерам как вождь победившей «белогвардейщины». Премьер, наоборот, считается, более умеренным по сравнению с ним политиком, а значит, в каком-то смысле еще опаснее для дела революции, ибо может удержать адмирала от крайностей, озлобляющих массы.

– Всероссийское политическое совещание дает эсерам редкую возможность произвести двойной удар, – шеф военной контрразведки излюбленным движением поднял вверх палец. – А тем способом, к которому они намерены прибегнуть, есть шанс уничтожить и других членов правительства и командования.

Об этом Зыкову стало известно от двойного агента, работающего в стане террористов. Способ, который они выбрали – взрыв в Большом театре 7 февраля, при открытии совещания. Недостающий объем взрывчатки наследники «Народной воли», каковыми они себя считают, надеются получить уже завтра со склада Военно-артиллерийского завода, проинформировал Николай Петрович.

– Нам известно место их сбора перед выдвижением туда, – присовокупил он. – Будем брать там. Это проще, чем на заводской территории.

Продолжение дня принесло Ушакову еще одну неожиданность, только уже личного характера. Инициатором этого продолжения выступил его покровитель Николаев.

– У вас как обстоят дела с гардеробом? – спросил он штабс-капитана, едва завершилось совещание у шефа.

– Есть штатский костюм, пара рубашек, галстук, туфли.

– А верхняя одежда?

– Увы, – развел руками Ушаков, – я и этим-то мало пользовался.

– В Москве придется пользоваться чаще. Вчера, например, на операцию вы отправились в форме. Шинель с погонами и папаха с кокардой не всегда лучший вариант для контрразведки. Поэтому вам ровно два часа на исправление.

– В смысле?

– Берите нашего извозчика и поезжайте на Кузнецкий мост, – сказал подполковник. – Я дам вам адрес одного магазина, его хозяин сделает хорошую скидку. Представитесь от меня, он обслужит в кредит.

– Неловко в кредит.

– Это не прихоть, а служебная необходимость. Выберите что-нибудь неброское и в то же время теплое и практичное. Действуйте!

В силу этих обстоятельств Ушаков и оказался вне стен бывшего Английского клуба. На Кузнецком мосту его приняли весьма приветливо, как только он назвал фамилию помощника начальника контрразведывательного отдела. Хозяин магазина извинился за кое-какой, по его словам, беспорядок («Вернулись из Ростова, обживаемся заново»), помог с подбором одежды и примеркой.

Итогом общих хлопот стало приобретение офицером недлинного зимнего пальто, вроде того, которое было на польском шпионе Шумском, только не клетчатого, а темно-серого, с обычным воротником, бурой меховой шапки, серого шарфа, черных брюк, носков и теплых ботинок с тупыми носами, в тон головному убору. В этом наряде контрразведчик вполне мог сойти за гражданского служащего невысокого ранга.

– Возьмите еще перчатки, господин капитан. На вас сейчас офицерские, – подсказал ему коммерсант.

Ушаков поблагодарил и попросил счет.

– Не желаете сразу переодеться? – спросил хозяин, рекомендованный Николаевым.

«Почему нет? Привыкну немного, и ботинки надо разносить», – подумал Ушаков.

Оставшись в форменном кителе, он быстро заменил остальные части обмундирования на штатскую одежду и обувь. Документы переложил во внутренний карман пальто, револьвер – в боковой. Шинель с портупеей и кобурой, офицерский шарф, папаху, галифе, сапоги хозяин магазина аккуратно упаковал в матерчатый сверток. Штабс-капитан вручил вещи извозчику, а сам решил дойти до министерства пешком. С покупками он управился быстро, и времени для такой прогулки хватало.

В прошлый раз он посещал Москву два года назад, в январе восемнадцатого, когда возвращался с фронта после демобилизации. Его полк фактически прекратил существование даже раньше, почти сразу после перемирия с державами Четверного союза17. Город тогда еще не стал столицей красной России, носил многочисленные следы жестоких октябрьских боев и, кроме того, был завален нечищеным снегом и шелухой от семечек. Над ним ощутимо витал дух подавленности и ожидания перемен к худшему.